Благословение
Шрифт:
– Другие дела или другие люди?
– Другие люди, я имею в виду. Мужчины.
– Да, но в этот раз все было по-другому.
– Разве люди не всегда так думают? Она слегка улыбнулась.
– Но иногда, когда они думают так, это действительно так и есть. Один человек умирает или уходит прочь, а другой совершенно изменился.
Питер бросил на нее серьезный взгляд, она так же серьезно посмотрела в ответ. Их глаза встретились. И он медленно произнес:
– Да, я думаю, что ты только одна в мире такая. – Он вздохнул.
Дженни почувствовала, о чем он хотел
И в этот момент он произнес:
– Я бы хотел сказать тебе, что у меня появились некоторые, довольно неожиданные даже для меня самого мысли за эти последние несколько дней. Мне следовало бы знать, что они нереальны. Можно, я скажу тебе, какие?
– Конечно.
– Ну, тогда… Естественно, я не ожидал, что чудо сразу же произойдет, но я думал, что, может быть, это была судьба, что-то, что в определенный момент соединит нас с тобой. Я не суеверный, ты должна знать это, но я действительно думал, и увидел какое-то предзнаменование в том, как все вышло с Джилл, и то, как мы с тобою снова встретились, не испытывая ненависти друг к другу. Но ты не хочешь этого. – Его вздох был печальным.
– Питер… я ведь словно мертвая внутри, в душе, разве ты не видишь?
– Нет, не так. Ты живая, но у тебя все болит внутри. А ты не заслуживаешь этого.
Она не ответила. Какой-то момент он ждал, потом спросил очень тихо, почти шепотом:
– Ты не расскажешь о нём?
– Нет. Я сделала свой выбор. Что кончено, то кончено.
– До меня только что дошло… как странно, что оба раза в твоей жизни именно Джилл послужила причиной разрыва. Сначала со мной, а сейчас с ним.
– Но все было по-разному, Питер.
– Правда. Но ты должна быть замужем, – вдруг резко произнес он. – Уже настало время.
Она улыбнулась его горячности.
– Ты так думаешь? А как же ты сам?
– Я был женат. Три раза. – Он отвернулся, словно предпринимал усилие, чтобы преодолеть замешательство. – Это удивляет тебя, да?
– Немного.
– Нельзя вкратце рассказать обо всем. Нечем гордиться и нелегко говорить об этом.
– Тогда не говори об этом, – сказала она, жалея его.
– Я никогда не говорил. Но по некоторым причинам я хочу, чтобы ты знала. – Он глубоко вздохнул. – Первой была подруга моей сестры, та, что была во время твоего приезда.
«Тот ребенок, который сидел на кровати, когда я примеряла то чудное платье», – вспомнила она.
– Мы поженились на следующий день после моего окончания колледжа. Ей было семнадцать с половиной.
Но нам совершенно не о чем было говорить. Я оставил ее, когда стал учиться в университете.
– Почему же, ради всего святого, ты женился на ней?
– Она стала такой красавицей. И наши семьи… Я не знаю. Мы всегда росли вместе.
– Понимаю. Близкие семьи… легкие толчки локтями, подмигивания, тонкие намеки, небольшие ужины и романтические пикники. Я понимаю.
– Мы пробыли вместе около двух
– А детей не было?
– Слава Богу, нет. Следующей была прилежная девочка из Алабамы, закончившая колледж в Эмори. Она не смогла ужиться с моей мамой. Она ненавидела мою семью и не пыталась скрыть этого. И моя мать тоже не была в восторге от нее, полагаю.
«Я могу себе представить», – подумала Дженни. Холодок невольно пробежал по ее коже, словно она снова сидела в просторной комнате под фамильными портретами на стене.
– Отношения вдруг стали довольно напряженными. Она могла представить себе и это: Питер метался между женой и матерью, когда все, чего он хотел, этот великодушный мальчик, каким он был, – так это мир и спокойствие.
– Это не могло продлиться долго. Я был все еще сильно привязан к своей семье, ты знаешь, даже несмотря на то, что я не всегда был согласен с ними.
Дженни знала. Зачем отстаивать свою точку зрения о Вьетнаме? Лучше промолчать и притвориться, что согласен. Так гораздо спокойнее и приятнее.
– Она не хотела оставаться в Атланте после окончания учебы, а я хотел. Так все и кончилось. Самое смешное, что через несколько месяцев я сам уехал в Чикаго. Ну, вот это был номер два. – Питер замолчал. – Ты шокирована? Разочарована?
– Ни то, ни другое.
Ее тронула искренность его рассказа о собственном поражении. У него все еще сохранились его открытость и прямодушие. По контрасту она представила себе рассудительную манеру Джея и его благоразумие, которое не покидало его, какие бы чувства им ни обуревали.
– Что же случилось с номером три?
Как резкий порыв ветра громко захлопывает дверь, которая была широко открыта, так замкнулось и лицо Питера. Ей пришлось некоторое время ждать его ответа.
– Алиса, – сказал он. – Она умерла. – И потом, словно дверь снова широко распахнулась, он громко и быстро заговорил: – Она была чудесной, Дженни, действительно чудесной. У нее был маленький мальчик. Мы были счастливы вместе, втроем. Ее родители взяли его потом, после того, как она ушла. Я потерял его, потерял ее. Ну вот, видишь, как все обернулось? Ты понимаешь?
Дженни могла только ответить:
– Мне очень жаль, Питер.
Он бросил на нее изучающий взгляд, странный взгляд, печальный, тоскливый и одновременно с легким оттенком юмора.
– Я хочу тебе что-то сказать. Она была очень похожа на тебя. Полна идеалов и энергии. Она даже внешне немного напоминала тебя.
И снова Дженни смогла подыскать только несколько слов:
– Спасибо, Питер.
Она была глубоко тронута этим его признанием и опечалена его рассказом. Возможно ли, чтобы их счастье с Алисой оказалось долгим? С одной стороны, после двух неудач, и если он все еще оставался маменькиным сынком, это было бы весьма затруднительно. Слишком сложны пути, соединяющие людей друг с другом; нужно еще очень и очень многое понять, чтобы разобраться в этом. Теперь она определенно знала только две вещи: что Питер был хорошим человеком и что он был не для нее, что бы ни думали об этом Джилл или он сам.