Благостный четверг
Шрифт:
«Сказки!» – скажете вы. Сказка-ложь, да в ней намек…
9. Дураком родился… президентом помрешь
Поверхностному наблюдателю могло показаться, что Консервный Ряд состоит из обособленных мирков, существующих независимо друг от друга. Кафе «Ла Ида», лавка Джозефа-Марии (все еще известная как лавка Ли Чонга), «Медвежий стяг», Королевская ночлежка, Западная биологическая лаборатория, – казалось бы, какая между ними связь? На самом деле их связывает множество незримых уз, – тронь одного – ополчатся все. И если у кого-то горе, то слезы льются тоже у всех…
Самым уважаемым, самым любимым человеком в Консервном Ряду был Док. Он умел врачевать не только телесные, но и душевные раны. Ради друзей он готов был поступиться своей порядочностью и нередко оказывался пособником мелких правонарушений. Наконец, он всегда позволял выманить у себя доллар-другой. Стоит ли удивляться, что докову беду все восприняли как свою собственную?
Что это была за беда, Док и сам не ведал. Он лишь чувствовал, что глубоко несчастлив. Выстроив в ряд карандаши, часами просиживал над желтым блокнотом. В иные дни писал – и зачеркивал, и опять писал – стремительно наполнялась мусорная корзинка; в другие дни не мог выжать из себя ни строчки. Подходил к аквариуму, смотрел в прозрачную воду. И снова напускались на него голоса. «Пиши» – яростно приказывал верхний голос; «Ищи!» – громко пел средний; а нижний жалобно вздыхал: «Одинок ты! Одинок!» Док не хотел сдаваться без борьбы: воскресил все старые Амуры; купался в волнах музыки; читал «Страдания молодого Вертера», но все напрасно – голоса не смолкали. Желтые страницы, окликавшие взгляд, сделались алыми недругами… Один за другим умирали в аквариуме осьминоги… Все трудней становилось обманывать себя отговоркой, что нет-де хорошего микроскопа. Когда скончался последний осьминог, Док ухватился за новую отговорку. «Понимаете, – объяснил он друзьям, я не могу работать без подопытных организмов. А где их взять раньше весенних приливов? Вот будет с чем работать, да новый микроскоп – тогда монография сразу сдвинется с места…»
Друзья чуяли его боль, проникались ею. Друзья понимали: скоро настанет время, когда нужно будет что-то предпринять.
И вот в Королевской ночлежке случилось маленькое собрание – именно случилось, потому что никто его не созывал и не говорил речей.
Посреди комнаты необъятно восседала Могучая Ида. «Медвежий стяг» представляли Агнесса, Мейбл и Бекки. Присутствовали все ребята во главе с Маком… Разговор – как всякий серьезный разговор – повелся издалека.
– Вчера, – сообщил Элен, – Ида вышвырнула пьяного из кафе. Растянула себе плечо.
– Да, старость не радость, – мрачно отозвалась Ида.
– Он на нее первый напал. Зато потом летел – через тротуар прямо на мостовую. Вот бы устроить чемпионат по самообороне. Наша Ида всех бы победила!
– До сих пор плечо болит, – пожаловалась Ида.
Друзья пока что избегали главного.
– Как там Фауна поживает? – спросил Мак.
– Хорошо, – ответила Агнесса. – Чудит помаленьку.
– Да уж, чудить она любит, – подтвердила Бекки, осторожно счищавшая лак с ногтей. – Учит нас столовому этикету. Вынет сорок разных вилок, и давай спрашивать, для чего они нужны…
– Как для чего? Для еды! – сказал Элен.
– Эх ты, невежда, – сказала Бекки. – Тебе что десертная вилка, что навозные вилы…
– А предохранительная вилка, знаешь для чего? – воинственно спросил Элен.
– Для чего?
– Дерни, тогда узнаешь! Тоже мне, умная нашлась…
– У Дока все по-старому? – спросила Могучая Ида.
– Ага, – вздохнул Мак. – Был я вчера у него… Давайте подумаем, как ему помочь.
Все задумались… Да, трудно Доку – трудно и верным его друзьям. Еще бы, пошатнулся их кумир. Прежде все удавалось Доку легко – не оттого ли, что не замахивался он ни на что большое? И хотя по-прежнему сильна любовь друзей, примешивается к ней легкое презрение. Великим слабостей не прощают! Люди, боготворившие Дока, возвысились в собственных глазах, потому что бог оказался обычным человеком…
– С какой стороны подступиться, ума не приложу, – сказал Мак.
– А пускай Фауна ему по звездам погадает, – предложил вдруг Элен. – Сейчас она мне гадает.
– Тебе? – удивился Мак. – Как же можно гадать человеку, для которого не существует будущего?
– Почему это – не существует? – обиделся Элен. – Нет, правда, давайте Фауну позовем на подмогу.
– Давайте, – сказал Мак, слегка оживившись. – Это хоть какая-то надежда. Эдди, раскопай-ка бочонок из военных запасов. А ты, Элен, позови Фауну к нашему столу. И пускай захватит свою астрологию…
– Может, она мне уже погадала… – сказал Элен.
Фауна, к немалому своему огорчению, сама не слишком верила, что звездам есть до нас дело; однако утешалась тем, что в это верят другие. Астрология давала ей отличную возможность подсказывать людям, как жить, а уж как кому жить – лучше Фауны не знал никто.
Впрочем, иногда Фауне – несмотря на скрытый скептицизм – становилось не по себе от какого-нибудь гороскопа. Гороскоп Элена поверг ее в ужас и изумление. Может, лучше сжечь эти бумажки и никому не рассказывать?
Фауна с Эленом проследовала в Ночлежку. Мак налил Фауне из бочонка – гостья выпила залпом, не выходя из задумчивости…
– Ну как, ты мне погадала? – с волнением спросил Элен.
Фауна взглянула на него скорбно:
– Лучше не спрашивай…
– Почему? Там что-нибудь плохое?
– Не то слово.
– Ладно, говори, я ничего не боюсь.
– Я уж и так, и этак проверяла… – Фауна вздохнула. – Ты день рождения, случайно, не перепутал?
– Нет, не перепутал.
– Тогда никакой ошибки. – Фауна устало оглядела собравшихся. – По звездам выходит, что Элен станет президентом Соединенных Штатов.
Наступило потрясенное молчание.
– Не верю! – сказал наконец Мак.
– Не хочу быть президентом! – молвил Элен со всей искренностью.
– Хоти не хоти, а звездам виднее, – сказала Фауна. – Поедешь в Вашингтон.
– Не хочу, я там никого не знаю!
– Давайте тогда и мы куда-нибудь поедем, – предложил Уайти II. – Я знаю островки в Тихом океане – заглядение. Может, туда и махнем? Кстати, это подмандатная территория Штатов! Слышь, Элен, твои острова-то!
– Не надо мне никаких островов!
– Может, лучше его убить? – спросил Мак.
– Нельзя, – сказала Фауна. – В гороскопе этого нет. Он проживет до семидесяти восьми лет и помрет от тухлой устрицы.
– Не люблю устриц!
– Ничего, в Вашингтоне полюбишь.
– А может, это все-таки ошибка? – спросил Мак.
– Если бы. Знаешь, сколько раз я проверяла! Нет, ничего тут не попишешь, быть Элену президентом.
– А может, оно и ничего? – раздался одинокий голос Эдди. – Мы ведь еще и не таких президентов видели…
– А нельзя мне пойти отказаться? – Элен был в отчаянии. – Нельзя? Тогда я спрячусь!