Благоуханье роз
Шрифт:
Не дожидаясь ответа, он вышел и закрыл за собой дверь.
Николь медленно повернулась, чтобы задуть свечу у кровати, а потом начала молиться «Мадонне в беседке из роз».
Она благодарила ее за то, что опасность, которой она боялась, теперь позади.
И все же Николь по-прежнему чувствовала, будто на сердце у нее лежит камень.
Наутро солнце ярко сияло, и Николь сказала себе, что все ночные тревоги можно забыть.
Горничная, которая пришла ее будить,
Джимми с восторгом отзывался о лошадях маркиза, и Николь, надеясь, что у нее будет возможность прокатиться верхом, захватила с собой амазонку.
Амазонка была старенькой, ее носила еще матушка, и поэтому ее пришлось перешивать.
Николь стала носить ее после того, как выросла из своей, так же, как и мамин жакет, который, слава Богу, оказался ей впору.
Шейный платок, правда, был довольно потертый, но зато Николь его выстирала и накрахмалила.
Повязывая платок, она долго возилась, прежде чем ей удалось хотя бы отчасти скрыть самые истрепанные места.
Шляпка, которую Николь взяла с собой, ничуть не напоминала те, что обычно надевают женщины, собираясь кататься верхом.
Не была она похожа и на те мужские шляпы, что были в моде несколько лет назад.
Это была высокая, очень симпатичная шляпка с легкой вуалью.
Такие носили, хотя Николь этого не знала, «красотки-наездницы» в Лондоне.
Это были женщины, которые объезжали лошадей в публичных конюшнях.
Блестящие наездницы, очень красивые, они попутно старались женить на себе богатых аристократов.
Впрочем, спеша по ступенькам вниз, Николь не слишком беспокоилась по поводу своей внешности.
В столовой она не увидела ни леди Кливленд, ни леди Сару.
Николь села рядом с Джимми, и в это время вошел маркиз.
— Доброе утро! — приветствовал он гостей, а потом обратился к Николь: — Сегодня вам лучше?
— Да, благодарю вас… — ответила она.
— Без вас вчера было скучновато, — заметил Вилли. — Зато ваш брат сумел основательно облегчить мои карманы.
Николь облегченно вздохнула: значит, Джимми не проиграл.
Потом она вспомнила о его сделке с маркизом и проговорила с напускной небрежностью:
— Это, должно быть, была его… удачная ночь!
— И нам повезло, что этим утром вы с нами, — галантно сказал Уильям. — Надеюсь только, что лошадь Блэйка не вздумает начать испытывать вас!
— Вряд ли, — отвечала Николь. Впрочем, лошадь, которую ей дали, оказалась хорошо обученной и очень послушной.
Зато Джимми попался норовистый жеребец, которым он не уставал восхищаться.
Маркиз сражался с конем, который делал все, что мог, чтобы сбросить с себя седока.
Это было древнее противостояние человека и зверя.
Николь казалось, что ни один мужчина не мог бы лучше маркиза держаться в седле.
Вслед за маркизом все поехали к скаковому кругу.
Четверо мужчин состязались друг с другом, а Николь наблюдала за ними.
Безусловным победителем был маркиз, Джимми пришел вторым.
По дороге домой маркиз заметил:
— Я вижу, в лошадях вы разбираетесь так же хорошо, как и в картинах.
— Хотел бы и я так думать, — ответил Джимми, — но мне редко выпадает удача сесть на такого прекрасного жеребца, как этот!
Услышав эти слова, Николь испугалась, не уйдет ли часть денег, полученных Джимми вчера, на покупку новых лошадей для Кингз-Кип.
У них были две, на которых они с Джимми иногда ездили верхом, но чаще запрягали в двуколку.
Разумеется, эти лошади значительно уступали лошадям маркиза.
«Нам бы хотя бы одного чистокровного жеребца, на котором я могла бы ездить, когда Джимми не будет дома», — мечтательно вздохнула Николь.
Словно угадав ее мысли, маркиз сказал:
— У меня такое чувство, мисс Танкомб, что вы немного завидуете.
— А как же! — ответила Николь. — У вас так много всего, а у нас — так мало!
— Но у вас есть Кингз-Кип! — возразил маркиз.
— Который очень прожорливое владение, — ответила Николь не задумываясь.
В ее голосе промелькнула нотка горечи, и маркиз внезапно понял, что она очень переживает.
Возможно, подумал он, ей пришлось многим пожертвовать ради дома, который столь дорог ее брату.
Надо сказать, маркиз был весьма проницателен, особенно когда находился «на задании».
Но никогда еще он так остро не чувствовал душу другого человека, как сейчас с Николь.
Глядя на нее, маркиз подумал, что она очень отличается от большинства женщин.
Во-первых, было совершенно очевидно, что она равнодушна к своей красоте.
Она явно даже не задумывалась, как прекрасно смотрятся ее белокурые волосы, выбившиеся из-под шляпки, на фоне темной амазонки и в сочетании с вороной мастью лошади.
Любая другая из тех, что знал маркиз, после скачки стала бы сразу укладывать волосы и поправлять амазонку.
Кроме того, другая непрестанно заигрывала бы с ним, флиртовала бы каждым словом и каждым взглядом, брошенным на него.
Николь же смотрела на дом, который возвышался перед ними, смотрела на озеро и на цветы, растущие по его берегам.
Словно удар, маркиза поразила внезапная мысль, что у нее сейчас точно такое же выражение, как у «Мадонны в беседке из роз».
«Если бы художник увидел ее сейчас, он захотел бы написать ее в такой же беседке из роз, — подумал он, — и, конечно, она тоже невинна».