Благую весть принёс я вам
Шрифт:
Долго он так стоял, не двигаясь, потом вздохнул, поднял левую руку и неспешно заковылял к загонщикам. Спросил:
– Огня боишься ли, вождь?
Лицо его под колпаком казалось мертвенно-сизым.
Вождь повернулся к нему, задрал бороду.
– Боюсь, Отче.
Парни стояли вокруг, ждали приказа к началу. Вождь тяжело сопел, бросал косые взгляды в мутное небо, колебался. Редкая вещь - загон без лошадей.
– А Льда боишься ли?
– продолжил Отец.
– И Льда боюсь, Отче.
– Кого же больше?
Вождь облизнул губы, смахнув незримых демонят с языка.
–
– Бога видишь ли, недостойный?
– старик простёр руку к чуть посветлевшему небу.
– Там сейчас пребывает Пламяслав, о твоих грехах повествует. Скоро и я там буду, тоже молчать не стану. Смекаешь, вождь? Встретив колдуна, разве не понял ты, чей то был знак? Лёд проник в тебя, растравил душу, растеребил духов злобы и зависти. Обуянный гордыней, вместо смирения ты поддался соблазну, усугубив один грех другим. Ты привёз этого зверя из мёртвого места. Словно падальщик, жрущий гнилую требуху, ты падок на грязное и отвратное. Но помни: от мерзости не будет добра. Твоя алчность погубит нас! Даже Большой-И-Старый, великий дар Огня, становится мерзок от твоего прикосновения к нему.
Он очень ненавидел вождя.
Но вождь, хитрый вождь, не стал пререкаться с Отцом. Потупив очи, он смиренно промолвил:
– Тяжко мне слышать это, Отец!
Что за странный день!
А кругом стояла тишина, и слышно было, как фыркает олень, привязанный к колышку.
Большой-И-Старый был голоден. Его не кормили два дня, чтобы очистить брюхо. А перед тем давали жрать до отвала. Людям нужен был хороший, жирный зверь.
От голода олень свирепел. Он скрёб копытом по голой земле и недобро покачивал рогами - драгоценный дар Огня, рассоривший Отца с вождём. В плохой день встретили его загонщики, совсем в плохой.
– Обретённое порочным путём не принесёт счастья, - подытожил Отец Огневик.
– Помни об этом!
Затем приблизился к оленю и сказал то, что следовало:
– О великий дар Огня, как же ничтожен и мелок пред тобою человек! Божественная длань коснулась тебя, небесное дыхание наполнило твоё чрево, две стихии слились в тебе, явив миру нечто необыкновенное, а кто мы? Слабые двуногие, не имеющие копыт, не имеющие рогов, не имеющие доброго носа - мы ущербны рядом с тобой! И оттого мы так славим Огонь, предающий тебя в наши руки. Без Него, Благого и Милостивого, твоя душа корчилась бы в объятиях Льда, лишённая радости и надежды. Но мы, ведомые волей Огня, направим её, твою душу, по стезе счастья к слиянию с Подателем благ. Радуйся, о большой и старый зверь!
Олень слушал его, покачивая головой и роя копытом землю. Злые духи одолевали его, мешали отдать людям свою душу. Загонщикам предстояло нелёгкое дело.
Старик повернулся к мужикам.
– Дерзайте, не увлекаясь, братья, ибо отнявший жизнь у творения Огня проклят навеки.
Темна и загадочна душа Отцов. То, что видят они, не видит никто. То, что слышат они, закрыто от прочих. Нисходя к родичам, они несут волю Бога, но люди по скудости ума не постигают её. В их словесах сокрыта великая мудрость. Но мудрость эта не для простых смертных. Она - для других Отцов, столь же преисполненных блага. Простые же общинники, твердя за ним сокровенные речения, приобщаются к его святости. "Отнявший жизнь у творения Огня проклят навеки". Так говорил Отец Огневик. И так говорили загонщики, повторяя за ним.
Но что значит это заклятье? Неясно оно и темно. Отнять жизнь? Вот же нелепость! Как можно отнять холод у зимы? Как можно отнять темноту у ночи? Сотворённое богами неподвластно человеку. Жизнь отнимают вода и пламя, пурга и свирепый зверь, но не загонщики. Они могут лишь подчинить демонов смерти своим желаниям, принудить сделать то, что нужно. Но не отнять жизнь.
Жившие раньше научили лесовиков, как это сделать.
Можно гнать зверя к обрыву или яме, и там земля разлучит искалеченное тело с душой.
Можно оставить зверя без пищи, чтобы душа сама нашла выход из плоти.
Можно столкнуть зверя в омут: вода - хороший помощник, в миг вынесет душу наружу.
Всё это - хорошие, добрые приёмы. Но родичи Головни поступали иначе. Они кормили зверя до отвала, пока жир не начинал плескаться у него в глазах, а потом, выдержав два дня без еды, выпускали на волю. Большой-И-Старый бросался наутёк, и тогда загонщики верхом на лошадях провожали его, не давая роздыху, пока он не падал бездыханный. Толстый олень далеко не убежит. Жир рвёт ему вены. Иные удальцы преследуют его на своих двоих.
Сегодня им всем предстояло стать такими удальцами. Истощённые голодовкой лошади дремали в стойбище. А загонщики, взяв по факелу, пошли освещать путь блудной душе Большого-И-Старого.
Вождь расставил людей. Чёрные демоны, заполонившие небо, следили за ним, недовольные тем, что чада Огня хотят вырваться из лап Повелителя мрака. Тщась лишить людей помощи Создателя, они навели сумрак на тундру.
Загонщики выстроились в широкое кольцо.
Светозар поднял цепь, которой был прикован Большой-И-Старый, потянул на себя. Зверь упирался, мотал головой, фыркал. Светозар ухватил его за рога и пригнул к земле. Вождь снял со зверя кожаный ошейник.
– Благодарим тебя за то, что ты проведал нас, - сказал он.
– Мы сытно тебя кормили и вкусно поили. Расскажи об этом Огню - пусть осыплет нас милостями. А теперь ступай!
Он отпустил его, и олень пошёл. Неуверенно сделал несколько шагов, будто удивляясь внезапной свободе, потом встрепенулся и как ошпаренный кинулся вперёд, а вождь и Светозар схватили воткнутые в снег факелы и устремились за ним.
Вскоре дымом от факелов затянуло полнеба. Вождь махал руками, раздавая приказы. Загонщики орали, перекрикивая друг друга. Визжали дети, ахали бабы. Рёв Большого-И-Старого тонул в общем шуме.
Оленя гоняли полдня.
– Держи! Не упускай!
– Землю мне в уши!
– Сторонись! Не мешай!
– Во имя Огня и присных Его...
– Сюда, сюда, ближе...
Душа Большого-И-Старого долго маялась, не желая покидать тело. Злые духи сбивали её с толку, тянули назад - Лёд не уставал в своих кознях! Подбиваемый тёмными силами, зверь впал в неистовство, норовил поддеть людей рогами, пёр напролом. Загонщики отмахивались от него факелами, прижигали оленю бока и грудь, орали, пугая его, но несносные духи вновь и вновь заставляли зверя кидаться на людей.