Бледная графиня
Шрифт:
— И никто другой не скрывается за этим именем?
— Если бы это и соответствовало вашему вопросу, я все равно не считал бы себя вправе открывать другим его тайну, — уклончиво заявил фон Эйзенберг.
— Что же это за тайна, которую нельзя раскрыть! — воскликнул фон Митнахт, не удержавшись в этот раз от своего обычного резкого тона.
Фон Эйзенберг пожал плечами.
— Если
— Все это так, но допускает ли закон присваивать себе чужое имя, чужой титул, чужую профессию?
— На все могут быть свои причины. Если я говорю вам, что господин Гаген — врач, значит, ничего другого я вам сообщить не могу о его личности. Господина Гагена я, действительно, знаю как доктора для бедных. Доброго, искусного, самоотверженного врача, и этого мне вполне достаточно.
Фон Митнахт рывком встал с места, досадуя на несговорчивость ландрата.
— Простите, что побеспокоил вас, многоуважаемый господин Эйзенберг, — сухо сказал он. — Честь имею!
И, небрежно поклонившись, быстро вышел из комнаты.
«Он обиделся, — заметил себе ландрат, когда за фон Митнахтом закрылась дверь. — Зачем же надо было являться сюда с подобным вопросом? Не мое дело сообщать всем и каждому, кто такой доктор Гаген. Да и какая им забота в том? Он новый городской врач. Зовут его так, как он называет себя, и дело с концом. А кто этим не довольствуется, пусть ломает себе голову».
Вскоре после этого была подана карета, и фон Эйзенберг отправился по делам в соседнюю деревню.
Писарь остался в канцелярии один. Он отложил в сторону работу и грустно задумался о своей убогой жизни. Скудного жалования едва хватало на самое необходимое. Очень часто в последние числа месяца перед выплатой денег ему приходилось питаться черствым хлебом и водой.
В дверь постучали, и кто-то вошел.
Писарь вздрогнул, внезапно выведенный из своих раздумий. Перед ним стоял управляющий графини.
— Вы один, не так ли? — обратился он к писарю.
— Да, один.
— Не хотите ли заработать золотой? — спросил фон Митнахт, кладя на стол перед писарем монету.
У того глаза загорелись при виде таких больших денег.
— Мне? Золотой? — пролепетал он. — Конечно, хотелось бы, но каким образом?
— Самым простым, друг мой, и гораздо легче, чем вы думаете, — сказал фон Митнахт. — Вы ведете реестр жителей города и округа?
— Да, это моя обязанность, — подтвердил писарь.
— Чтобы заработать золотой, вам надо будет позволить мне ненадолго заглянуть в эти списки.
— Если вам нужно только это, господин Митнахт, то извольте, за мной дело не станет! — С этими словами он проворно вынул из стола большую, толстую книгу, за ней другую такую же. — Эта по округу, — сказал он, указывая на первую, — а эта по городу, — указал он на вторую. — Скажите, кто вам нужен, и я помогу ускорить дело.
— Но вы никому не скажете?
— Упаси Боже, господин Митнахт. Я вообще не люблю много разговаривать.
— Ценное качество, — пробормотал фон Митнахт и добавил громче: — Найдите мне доктора Гагена.
Писарь без дальнейших рассуждений поспешил исполнить просьбу щедрого господина, давшего ему возможность так легко заработать золотую монету. Тот появился, как добрый гений, неожиданно избавив на какое-то время от забот о хлебе насущном.
С большим усердием писарь стал перелистывать объемистую книгу, пока наконец не нашел названное ему имя.
— Вот здесь, — сказал он, ведя пальцем по строчкам. — Гаген, доктор.
Фон Митнахт наклонился над книгой и прочитал все, что было написано напротив имени доктора. Лицо его выразило удовлетворение: теперь он узнал то, что хотел.
— Прекрасно, — сказал он. — Положите книги на место, а монету — в карман. Вы ее заслужили.
— О, если бы я мог каждый день оказывать такие услуги, — с улыбкой заметил писарь. — Бесконечно вам благодарен, господин Митнахт.
— Кто знает, может быть, вам еще представится случай, — сказал фон Митнахт, направляясь к двери.
Долго еще после его ухода писарь благоговейно смотрел на свалившееся на него богатство и наконец порывисто прижал золотую монету к губам.
Между тем фон Митнахт направлялся в замок.
Он был всецело погружен в свои мысли и даже забывал подгонять лошадь, предоставив ей полную свободу.
Въехав в парк и оказавшись у подъезда замка, он спешился, бросил поводья подбежавшему конюху и пошел прямо в покои графини.
— Ну, что? — спросила она нетерпеливо. — Ты все выяснил?
— Только не от хитрой лисы Эйзенберга, а от его голодного писца, который клюнул на золотую монету.
— Но ты все узнал, что хотел?