Бледная графиня
Шрифт:
— И тем не менее эта девушка — не наша несчастная Лили, — убежденно сказала графиня. — Потому я и выразила опасение относительно подлога, который еще больше запутает это темное дело. Заметили у нее на голове и на лбу еще не вполне зажившие раны?
— Их нельзя не заметить, они бросаются в глаза.
— Не задавались ли вы вопросом, каким образом, по прошествии нескольких недель, молодая графиня могла быть спасена со дна ущелья или с морского дна? Не спрашивали ли себя, почему тот, кто оставил ее на скамье под окнами докторской квартиры, сразу же скрылся,
— Должен признаться, графиня, что я не в силах был придумать правдоподобного объяснения.
— Тут возможно только одно объяснение. Вероятно, где-нибудь поблизости жила девушка, похожая на Лили. Некто, узнав, что Лили погибла и что она является наследницей большого капитала, решил использовать девушку для своих корыстных целей и выдать ее за спасенную Лили. С ведома ли девушки принято такое решение или без ведома — выяснить пока невозможно. Но это и есть ключ к разгадке таинственной истории. Объявились охотники за миллионом. И, надо признаться, довольно искусные охотники. Девушке нанесли раны, какие получились бы в случае ее падения с обрыва, где-то скрывали все это время и затем уже подкинули доктору, предварительно искупав в воде, дабы окружить все еще большей таинственностью.
— Вы полагаете?.. — Бруно задумался, лицо его приняло строгое выражение. — Это совершенно новая точка зрения, — заметил он, — но то сходство, о котором вы говорите, более чем сходство. Брали ли вы с собой фрейлейн Марию, когда ездили смотреть найденную девушку?
— К сожалению, нет. Мария, молочная сестра Лили, несмотря на мои уговоры, вчера покинула замок. Она намеревается начать самостоятельную жизнь.
— Кажется, она давно уже собиралась это сделать.
— Смерть Лили так потрясла ее, что она решила уехать как можно дальше. Мария объявила мне, что собирается в Америку.
— Как жаль. Мне очень хотелось бы услышать мнение Марии по поводу найденной девушки.
— Я, господин асессор, твердо уверена, что это не Лили и что всякое с ней сходство — всего лишь случайность.
— Ну, а я не хочу терять надежду и остаюсь при своем мнении*.
— В таком случае, господин асессор, подождем, когда к ней вернется сознание. Полагаю, что минута эта не заставит себя долго ждать, ведь голод и жажда рано или поздно заявят о себе.
— Если бы удалось привести ее в сознание, если бы она заговорила, тогда бы, конечно, все и разъяснилось. Простите, графиня, что осмеливаюсь прекословить вам, но я все же уверен, что это — Лили.
* Во время написания романа еще не было идентификации по отпечаткам пальцев и состоянию зубов (Прим. ред.).
— Пусть время рассудит нас, — произнесла графиня. — Пока что остается глубоко сожалеть, что ваша и моя надежды не осуществились. Но я все равно очень благодарна вам за то, что вы пришли сообщить мне это известие и высказали свое мнение.
Бруно простился с графиней и возвратился в город.
Всю
Вернувшись в город, Бруно первым делом навестил Гагена, передал весь свой разговор с графиней и попросил еще раз показать ему больную. Гаген ничего не сказал на это, он вообще не любил много говорить. Молча встал и проводил Бруно в уже известную нам комнату, где лежала найденная девушка. Она оставалась в прежнем состоянии, лишь едва заметное дыхание выдавало, что она еще жива.
— Боже мой, ну как же можно не узнать Лили! — всплеснул руками Бруно. — Это она и только она. Во мне под впечатлением слов графини тоже зародились было сомнения, но теперь я могу с твердой уверенностью стоять на своем.
Ранним утром следующего дня фон Митнахт верхом поехал в город — но не тот, что был неподалеку от Варбурга, а в другой, более отдаленный, и послал телеграфную депешу, призывающую Марию обратно в замок.
Мы уже были свидетелями того, как отнеслась Мария к этой телеграмме, и знаем, что она приняла решение вернуться в Варбург. Ближайшие события покажут, что решение это окажется роковым для девушки…
В замке никто не знал, что Марию Рихтер ожидают ночью. Приезд ее, по всей видимости, держали в тайне, поскольку встречать ее поехал не кучер, а сам фон Митнахт.
Впрочем, обстоятельство это никого не должно было удивить: управляющий, наведываясь в город по делам или в гости, имел обыкновение ездить один.
Ночь выдалась теплая, светлая, лунная. Прислуга замка, после десяти часов уже освободившись от дневных обязанностей, высыпала во двор: кто сидел на скамейке у заднего флигеля, кто отправился гулять в парк, куда графиня почти не заглядывала.
Комнаты, где помещалась прислуга, располагались в угловой башне замка, стоявшей почти особняком. Только в том случае, если графиня чувствовала себя нездоровой, одна из служанок должна была находиться при ней и ночью.
Фон Митнахт занимал несколько комнат в нижнем этаже замка. Остальные же, еще при жизни графа, представляли из себя нечто вроде музея, где по стенам развешаны были коллекции всевозможного оружия.
Сама графиня поселилась в бельэтаже, но не в тех просторных покоях, которые некогда занимала графиня Анна. Камилла выбрала себе небольшое, но уютное помещение и по своему вкусу обставила антикварной мебелью, собранной из остальных комнат.
Лили и Мария Рихтер по смерти графа должны были занять его комнаты, но предпочли остаться в своих на верхнем этаже.
Таким образом, весь бельэтаж, за исключением покоев графини Камиллы, оказался безлюден.
Когда в двенадцатом часу ночи графиня отпустила прислугу, сказав, что та ей больше сегодня не понадобится, обширный замок словно бы вымер. Кроме графини, ни одной живой души не было здесь. Фон Митнахт, как мы помним, отправился встречать Марию Рихтер.