Бледные розы
Шрифт:
Кэтрин-Благодарность молча смотрела на него. Десятки вопросов готовы были сорваться с ее губ, но она не размыкала их. Выждав, она тихонько коснулась его руки.
– Вертер?
Он зарычал, обхватив голову руками.
– О, Вертер!
– Они убивают меня! Они убивают во мне идеалы! Обливаясь слезами, он зарылся лицом в дивные волосы Кэтрин.
– Вертер!-Она целовала его холодную щеку и гладила по вздрагивающей спине. Помогла подняться и повела из обращенной в руины комнаты к себе.
– Почему я обречен быть выше нормы?-всхлипывал Вертер по дороге.-Почему они побуждают меня к исканиям, чтобы потом втоптать в грязь? Лучше взять и сделаться негодяем.
Порыв возбуждения прошел, он почувствовал, что совершенно обессилел, и позволил усадить себя на кровать.
– Им отвратительна чистота невинности. Хочется навеки изгнать ее из Вселенной. Кэйт ласкала его руку.
– Нет, Вертер. Они не хотели обидеть. Не желали нам вреда.
– Они хотели завлечь тебя в свои сети. Я должен уберечь тебя от совратителей.
Ее губы прикоснулись к его губам, вливая жизнь в изможденное тело. Ее пальцы коснулись его кожи.
– Я должен...-У Вертера захватило дух.
Как во сне, он раскрыл объятия. Ее губы полуоткрылись, их языки встретились. Чувствуя, как юная грудь все теснее прижимается к нему, Вертер впервые в жизни полной мерой вкушал радость телесного общения. Кровь струилась в нем в ритме бешеного танца, задаваемом проснувшимся сердцем. Почему он должен был отказаться от того, что другой на его месте взял бы безо всяких раздумий? Под его пальцами трепетали бедра. И коль музыку заказывал цинизм, он решил выступить в этом представлении, принять обольстительный вызов назло всем. Его поцелуи наполнились страстью и с неменьшей страстностью возвращались.
– Кэтрин!
Движение Кольца лишило их одежд. Занавеси кровати задернулись.
И ваш Слушатель, не принадлежащий к современной школе, смакующей секреты чужих страстей (которые, между нами, подавляющему большинству хорошо известны), скромно удалился на время.
Проснувшись поутру и включив солнце, Вертер увидел возле себя возлюбленное дитя: ее дивные волосы, разметавшиеся по подушкам, маленькие груди, вздымающиеся в безмятежном сне... И постепенно до него дошло, как воспользовался он своим негодованием после маскарада, чем укрепил себя. Безумием он вызвал ветер и в этой буре потерял Невинность и Чистоту, и нет им возврата. Совершенное отныне будет тяготеть над ним всегда.
Слезы отчаяния брызнули из глаз и заструились, прямо-таки холодя пылающие веки.
– Монгров предвидел!-восклицал Вертер.-Попасть в объятия Вертера-все равно что довериться ядовитому гаду. Она утратила опору во мне, навсегда утратила. Я потерял право быть ее учителем и пастырем. Я похитил детство Кэтрин.
И он поднялся с постели, и бежал с места преступления низменной страсти, и, сидя в своем старом кресле природного кварца, невидящим взором смотрел на земной рай за окном-дело рук своих. Напоминанием об измене идеалам был тот пейзаж, и горько изумлялся создатель: земная благодать стала его преисподней.
Великий крик исторгся из души его:
– О, теперь я познал грех! Постиг цену дьявольских плодов! И почти с наслаждением погрузился он в глубины меланхолии, даже ему доселе недоступные.
Глава 5, в которой грех Вертера находит искупление
Весь тот скорбный день Вертер скрывался от Кэтрин, слышал, как она зовет его, и не находил в себе сил подать голос. Одно только созерцание окрестностей заставляло сердце мучительно сжиматься. Что же могло статься с ним под взглядом этих глаз, испуганных и вопрошающих? Свою комнату Вертер превратил в тюрьму, отгородившись от Кэтрин-Благодарности глухой дверью.
Часы за часами проводил он, не отводя глаз от пейзажей своего оскверненного парадиза, и однажды меж холмов увидел ее фигуру. В ней ничего не изменилось, но сердце Вертера знало, что юная душа в смятении и содрогается от сознания утраты невинности. И это совершено им. Именно он ввел юность в чертог разврата! Он бился лицом в свои кулаки и стонал:
– Кэтрин, Кэтрин! Я гнусный вор, бесчестный развратитель! Отныне имя Вертеру де Гете одно-Предатель.
Только ближе к полудню следующего дня он собрался с духом и позволил ей войти к себе, готовый прочесть в лице несчастной Кэйт достойный приговор. Когда она вошла, он не решился взглянуть прямо в глаза. Смотрел, отыскивая менее устрашающие следы своего преступления, смотрел и не находил.
Слегка этим озадаченный, Вертер уставился в пол, сознавая бессилие и бесполезность всяких слов.
– Мне жаль... Прости.
– За ранний уход с Балобола, мой милый Вертер? Зато продолжение вечера было так сладостно.
– Нет, молчи!-он зажал руками уши.-То, что я сделал,-неисправимо, дитя мое, но я все же попытаюсь. Очевидно, что более ты не можешь оставаться здесь, рядом со мной. Тебе предстоит излечиться от страданий после этой жестокой отметины. Мне же предстоит влачить существование в одиночестве. Это самая малая цена-и я ее заплачу. Я уверен, ты можешь положиться на доброту Лорда Монгрова.-Он поднял глаза. Девочка-подросток, казалось, стала старше. Ее цветение поблекло; ледяные пальцы злодея и коварного искусителя по имени Смерть тронули беззащитную юность.-О-о-о,-возрыдал Вертер.-Как заносился я в своей гордыне, кичился великодушием! Все мое величие-презренный прах.
– Мне никак не понять вас, Вертер. Вы так странны нынче, дорогой. Слова ваши так туманны.
– Конечно же, туманны, невинное дитя. Как могла ты предвидеть... А-а-а...-Он спрятал лицо в ладонях.
– Вертер, пожалуйста, не убивайтесь так. Я тоже немножко погоревала из-за этой потери, но ваша печаль длится и длится. Вы пугаете меня...
– Пока я не могу...-заговорил Вертер через силу, не отрывая ладоней от лица,-ясно и точно выразить в словах преступление, совершенное мною против твоей души и детства. Я знал-придет час, и радости плотской любви увлекут тебя. Мечтал всесторонне подготовить, с тем, чтобы, когда неизбежное все-таки произойдет, ты испытала подлинное наслаждение.
– Но так и было, Вертер.
Он почувствовал раздражение-Кэтрин совершенно не понимала всей тяжести удара безжалостной судьбы.
– Это было наслаждение неправильного рода,-наставительно сказал Вертер.
– Род наслаждения как-то зависит от возраста?-спросила она.-Мы нарушили какой-то запрет, принятый всеми, и это вас печалит?
– Этот мир не знает запретов и правил, Кэтрин, но ты, дитя мое, могла бы к ним приобщиться. В моем детстве порой так не хватало этого. Однажды ты сможешь понять меня.-Он весь напрягся, подавшись вперед. Глаза зажглись холодным пламенем.- И в твоем безмятежном сердце вспыхнет ненависть ко мне. Да, Кэтрин, ты станешь ненавидеть меня.