Бледный всадник
Шрифт:
Вместо этого я поскакал на поиски жены и сына.
Тогда, в двадцать лет, я предпочитал засевать чрево Милдрит, а не пожинать плоды своей удачи, в чем и заключалась моя ошибка. Но теперь, оглядываясь назад, я не очень об этом жалею. Судьба неумолима, и Милдрит, хоть я сперва и не хотел на ней жениться и думал, что возненавижу ее, оказалась благодатной нивой, засевать которую — одно удовольствие.
Итак, поздней весной 877 года, в субботу, я поскакал в Кридиантон, вместо того чтобы ехать к Альфреду. Я взял с собой двадцать человек и пообещал Леофрику, что на следующий
— Одда Младший уже будет там, — предупредил меня Леофрик.
Леофрик был почти вдвое старше меня — воин, закаленный в многолетних сражениях с датчанами.
Я не ответил, и он переспросил:
— Ты слышишь? Одда Младший уже будет там, а он кусок гусиного дерьма и припишет всю славу себе.
— Правду не скроешь, — ответил я надменно.
Леофрик — бородатый, приземистый, грубый мужчина — только посмеялся над моими словами. Вообще-то это ему следовало бы командовать флотом Альфреда, но, поскольку он был низкого происхождения, король скрепя сердце отдал двенадцать кораблей под мое начало, ведь я был олдерменом и знатным человеком. Считалось, что только выходцу из благородной семьи пристало командовать флотом Восточного Уэссекса, хотя флот этот был слишком ничтожен, чтобы противостоять множеству датских судов, явившихся к южному берегу королевства.
— Иногда ты бываешь и не эрслингом, — проворчал Лeoфрик.
Слово «эрслинг» означало «задница», и словечко это являлось одним из любимых оскорблений Леофрика. Мы с ним были друзьями.
— Завтра мы увидим Альфреда, — сказал я.
— А Одда Младший увидит его сегодня, — гнул свое Леофрик.
Одда Младший был сыном Одды Старшего, который приютил когда-то мою жену. По правде говоря, этот тип мне ужасно не нравился. Да и он платил мне той же монетой, потому что сам мечтал засевать чрево Милдрит. Этого, как вы понимаете, было вполне достаточно, чтобы Одда Младший меня не любил. К тому же, как вполне справедливо заметил Леофрик, этот парень был куском гусиного дерьма, мерзким и склизким, так что у меня не было никакой причины любить его.
— Мы увидим Альфреда завтра, — повторил я.
И на следующее утро мы действительно поскакали в Эксанкестер. Я оставил своих людей охранять Милдрит, нашего сына и его няньку.
Мы нашли Альфреда на северной стороне Эксанкестера: королевское знамя с зелено-белым драконом развевалось над его шатром. Другие знамена тоже хлопали на влажном ветру; многоцветное сборище нарисованных чудовищ, крестов, святых и оружия возвещало, что лучшие люди Уэссекса были вместе со своим королем. На одном из знамен я увидел черного оленя: значит, Леофрик не ошибся и Одда Младший уже прибыл в Южный Дефнаскир.
За пределами лагеря, между его южной границей и городскими стенами, стоял огромный шатер из натянутой между шестами материи. Выходит, Альфред, вместо того чтобы сражаться с Гутрумом, ведет с ним переговоры. Они обсуждали условия перемирия, хотя в день моего прибытия переговоров не было — Альфред не занимался делами в воскресенье, если его не
Я нашел короля стоящим на коленях в импровизированной церкви, тоже сделанной из натянутой между шестами ткани. Все таны и благородные люди собрались позади Альфреда, и некоторые из них обернулись, заслышав стук копыт. Одда Младший тоже обернулся, и я увидел, как его узкое лицо моментально помрачнело.
Епископ, который вел службу, помедлил, ожидая, чтобы паства отозвалась на его слова, и это дало Одде повод отвести от меня взгляд. Он стоял на коленях рядом с Альфредом, очень близко от короля — стало быть, находился у того в милости. Я не сомневался: этот негодяй доставил сюда знамя с вороном и боевой топор погибшего Уббы и присвоил себе всю честь победы в битве у моря.
— Однажды, — сказал я Леофрику, — я раскрою этого ублюдка от паха до глотки и станцую на его требухе.
— Ты должен был сделать это вчера!
Священник, стоявший на коленях рядом с алтарем, — один из многих церковников, всегда сопровождавших Альфреда, — при виде меня как можно незаметнее подался назад, а потом встал и поспешил ко мне. Священник этот был рыжеволосый, косоглазый, а одна рука у него болталась, как плеть. На его уродливом лице отразились удивление и радость.
— Утред! — воскликнул Беокка (а именно так его звали), подбежав к нашим лошадям. — Утред! А мы думали, ты погиб!
— Да неужели? — ухмыльнулся я. — А с чего это вы так решили?
— Тебя ведь взяли в заложники!
Это правда, я действительно был одним из дюжины английских заложников в Верхаме, но, хотя Гутрум и убил всех остальных, я спасся благодаря ярлу Рагнару, одному из военачальников датчан, который был мне как родной брат.
— Я не погиб, святой отец, — ответил я Беокке, — и меня удивляет, что ты этого не знаешь.
— Откуда же я мог знать?
— Да ведь я был в Синуите, и Одда Младший мог бы тебе рассказать, что я сражался там и выжил.
Говоря это, я смотрел на Одду, и Беокка уловил в моем голосе угрозу.
— Ты был в Синуите? — нервно переспросил он.
— Значит, Одда скрыл это?
— Он нам ничего не сказал.
— Ах вот как?! — Я послал лошадь вперед, между коленопреклоненными людьми, подбираясь ближе к Одде.
Беокка попытался было мне помешать, но я оттолкнул его руку. Леофрик, будучи умнее меня, остался позади, однако я упорно втискивал лошадь между рядами молящихся до тех пор, пока не стало так тесно, что пришлось остановиться. Пристально глядя на Одду, я спросил Беокку:
— Он не рассказал вам, как погиб Убба?
— Он сообщил, что Убба погиб, сражаясь в клине, — ответил священник шепотом, чтобы не помешать литургии, — и что многие приложили руку к его гибели.
— И это всё?!
— Ну, еще Одда сказал, что сам стоял лицом к лицу с Уббой, — проговорил Беокка.
— И теперь все наверняка считают, что это он убил Уббу Лотброксона! — возмущенно воскликнул я.
Беокка почувствовал: быть беде, и попытался меня успокоить.
— Мы можем поговорить об этом позже, а сейчас, Утред, лучше присоединись к молитве.