Бледный всадник
Шрифт:
Его лицо исказило страдание, он перекрестился.
— Бедняжка долго болела, моя госпожа. Думаю, Господь явил милость, призвав ее к Себе.
Я не знал, что шериф вдовец, но меня это и не слишком интересовало.
— Она была хорошей женщиной, — сказала Милдрит.
— Это верно, — кивнул Харальд.
— Я молюсь за упокой ее души.
— Благодарю вас, — проговорил шериф.
— Я молюсь и за здравие Одды Старшего, — продолжала Милдрит.
— Слава богу, он жив. — Харальд снова перекрестился. —
— Итак, кто же будет судьей? — резко спросил я, вклинившись в их разговор.
— Епископ, — ответил Харальд.
— Не олдермен?
— Олдермен в Сиппанхамме.
Милдрит настояла на том, что Харальда и его людей надо накормить и напоить элем. Моя жена и шериф долго беседовали, делясь семейными новостями и новостями о соседях. Они оба были уроженцами Дефнаскира, а я — нет, поэтому почти не знал людей, о которых они говорили, однако мигом навострил уши, когда Харальд упомянул, что Одда Младший женится на девушке из Мерсии.
— Его невеста здесь в ссылке вместе со своей семьей, — пояснил он.
— Она хорошего происхождения? — спросила Милдрит.
— Очень хорошего, — кивнул Харальд.
— Желаю им большого счастья, — явно искренне произнесла Милдрит.
Она и сама была счастлива в тот день, оттаяв душой в компании Харальда, хотя после его отъезда стала бранить меня за грубость.
— Харальд — хороший человек, — настойчиво говорила она. — Добрый. Он мог бы дать тебе толковый совет. Он мог бы помочь тебе!
Я не обратил внимания на ее слова, но два дня спустя отправился в Эксанкестер вместе с Исеулт и всеми своими людьми. Считая Хэстена, у меня было теперь восемнадцать воинов — и я вооружил всех, дал им щиты и кожаные плащи и провел через ярмарку, которую традиционно устраивали во время заседаний суда.
Чего только не было на этой самой ярмарке: жонглеры и акробаты на ходулях, фокусники, глотавшие огонь, и танцующие медведи, певцы и арфисты, рассказчики историй и нищие, овцы и козы, крупный скот, свиньи, гуси, утки и куры. Там продавались отличные сыры, копченая рыба, свиное сало, горшки с медом, целые подносы яблок и корзины персиков.
Исеулт, которая никогда раньше не бывала в Эксанкестере, удивлялась, насколько велик этот город, и как в нем кипит жизнь, и как близко друг к другу стоят дома. А я видел, что люди крестятся при виде ее, потому что все слышали, что в Окстоне держат королеву-тень и знали: она чужестранка и язычница.
Нищие толпились у ворот епископа. Там были калека с ребенком и множество мужчин, изувеченных на войне. Я бросил им несколько пенни, а потом, пригнувшись, въехал под аркой во двор кафедрального собора, где ждала решения своей судьбы дюжина закованных
Несколько молодых монашенок, явно нервничавших при виде закованных в цепи людей, заплетали косы, а вокруг трех костров собралось много вооруженных мужчин. Они подозрительно посмотрели на моих приверженцев. Молодой священник, размахивая руками, поспешил ко мне через лужи.
— На территорию собора нельзя приносить оружие! — сурово сказал он.
— Но у них ведь есть оружие, — кивнул я на тех, что грелись у костров.
— Это люди шерифа…
— Тогда чем скорее с моим делом будет покончено, тем скорее оружие покинет территорию собора.
Он встревоженно поглядел на меня.
— С каким делом?
— С тем, которым занимается епископ.
— Епископ на молитве, — неодобрительно сказал священник, как будто мне полагалось это знать. — И он не может принимать каждого, кто является сюда. Ты можешь поговорить со мной…
Я улыбнулся и слегка возвысил голос:
— В Сиппанхамме, два года назад, твой епископ водил дружбу с некоей Энфлэд. У нее были рыжие волосы, и она торговала в таверне «Коростель». А знаешь, чем именно она торговала? Собой…
Священник снова замахал руками, пытаясь заставить меня говорить тише.
— Мне тоже доводилось пользоваться услугами Энфлэд, — продолжал я, — и она рассказывала мне про епископа. Она говорила, что…
Монашенки перестали заниматься своими прическами и принялись прислушиваться, но священник прервал меня, почти закричав:
— Возможно, у епископа найдется свободная минутка!..
— Тогда скажи ему, что я здесь, — любезно проговорил я.
— Если не ошибаюсь, ты Утред из Окстона? — спросил он.
— Ошибаешься, — ответил я. — Я лорд Утред из Беббанбурга. Понял?
— Да, мой лорд.
— В определенных кругах, впрочем, известный как Утредэрве, — озорно добавил я. — Утред Нечестивый.
— Да, мой лорд, — повторил священник и поспешил прочь.
Епископа звали Алевольд, и он вообще-то был епископом Кридиантонским, но это место считалось не таким безопасным, как Эксанкестер, поэтому много лет епископы Кридиантонские жили в более крупном городе (что, учитывая появление Гутрума, было не самым мудрым решением).
Датчане под предводительством Гутрума разграбили собор и дом епископа; дом этот еще не успели восстановить, и я нашел Алевольда за столом, который выглядел так, будто принадлежал мяснику — его тяжелая крышка вся была изрезана ножом и заляпана кровью.
Епископ возмущенно посмотрел на меня.
— Тебе не следует тут находиться! — сказал он.
— Почему?
— Твое дело завтра рассмотрит суд…
— Завтра ты будешь заседать в качестве судьи, — сказал я. — А сегодня ты епископ.