Блэк
Шрифт:
Однажды вечером — а дело было весной, и уже стемнело — де ля Гравери брился, намереваясь нанести несколько визитов.
Накануне и весь этот день Блэк казался более беспокойным, чем обычно.
Вдруг шевалье услышал пронзительные вопли, раздававшиеся на лестнице, и среди этих криков он различил слова, произнесенные Марианной с отчаянием в голосе:
— Сударь! Сударь! На помощь! Помогите! Ваша собака убегает!
Де ля Гравери отбросил бритву, вытер наполовину выбритое лицо, натянул на себя первое, что ему попалось под руку из одежды, и буквально через
На пороге двери он увидел Марианну, с откровенным и неподдельным ужасом смотревшую вслед спаниелю, который, удирая со всех ног, быстро скрылся в конце улицы.
— Сударь, — с жалобным видом сказала служанка, — клянусь вам, что это не я оставила дверь открытой, это почтальон.
— Я предупредил вас, Марианна, — ответил шевалье вне себя от ярости. — Вы больше не служите у меня, собирайте ваши вещи и незамедлительно оставьте этот дом.
Затем, не дожидаясь ответа безутешной кухарки, не подумав, что его голова ничем не покрыта, а на ногах всего лишь домашние тапочки, шевалье бросился в погоню за животным.
Глава XXII
КУДА БЛЭК ПРИВЕЛ ШЕВАЛЬЕ
Шевалье знал приблизительно, какое направление ему следует избрать, дабы не потерять ни минуты на поиски пути.
Не раздумывая, он бросился вперед и шел так быстро, что, обогнув собор, в ста шагах от себя увидел Блэка, бежавшего в направлении улицы Старого осла, и окликнул его, но Блэк, явно понимая, что его преследуют, свернул на улицу Менял, и де ля Гравери вновь заметил его лишь около предместья Грапп, где, как он знал, жила прежняя хозяйка спаниеля, хотя номер ее дома и был ему неизвестен.
Правда, в этом месте шевалье был так близко от собаки, что на мгновение у него появилась надежда, что он ее вот-вот схватит.
Либо спаниель вовсе не рассчитывал окончательно скрыться от взора шевалье, либо собака не так хорошо, как буржуа города Шартра, была знакома с этим хитросплетением улиц, в котором Блэк, казалось, запутался, но только де ля Гравери вновь увидел, его, задыхающегося, но, однако, еще сохранившего достаточно сил, чтобы убежать от шевалье.
В самом деле, в тот момент, когда последний протянул руку, желая схватить Блэка за великолепный ошейник, сделанный для него по его заказу, спаниель отпрыгнул в сторону и бросился в аллею, ведущую к третьему дому слева в этом предместье.
Эта аллея была узкой, сырой, грязной и темной.
И тем не менее шевалье, не колеблясь, последовал туда вслед за своим неблагодарным пансионером.
Он уже не подумал, что отвечать в том случае, если животное приведет его к той девушке, у которой оно было им украдено.
Некоторое время, пробираясь на ощупь в этой мрачной клоаке, шевалье в конце концов рукой наткнулся на веревку.
Веревка, натянутая здесь вместо перил, обозначала лестницу. Шевалье ногой поискал ступеньки, и, обнаружив первую, ведомый слабым проблеском света, который пробивался над его головой через безобразное, покрытое пылью окно, в котором недостающие куски стекла были заменены листами промасленной бумаги, он принялся взбираться по лестнице.
Де ля Гравери достиг второго этажа.
Все двери второго этажа были закрыты.
Шевалье прислушался.
Из комнат не доносилось ни звука; было ясно, что собака остановилась не здесь.
Шевалье вновь поймал веревку и продолжил свое восхождение.
После второго этажа лестница сужалась, но это не помешало шевалье добраться до третьего.
Здесь, как и на площадке второго, он прислушался.
Третий этаж был так же нем, как и второй.
Лестница в предместье Грапп, ведущая выше третьего этажа, подобно женщинам Вергилия, чье тело переходило в рыбий хвост, заканчивалась приставной лесенкой.
Де ля Гравери стал опасаться, не воспользовался ли спаниель каким-либо выходом, которого он не заметил, чтобы выскользнуть из этого дома и проникнуть во двор.
Но в этот момент он услышал раздавшийся у себя над головой печальный и продолжительный вой, которым, согласно весьма распространенному поверью, собаки возвещают о кончине своего хозяина.
От этого скорбного зова в этом мрачном доме, казавшемся безлюдным, кровь застыла у шевалье в жилах, волосы встали дыбом, и он почувствовал, как ледяной пот выступил у него на лбу.
Но почти сразу же ему пришло в голову, что Блэк, добравшись до двери своей хозяйки и найдя ее запертой, послал ей через дверь этот отчаянный призыв.
По всей вероятности, если это предположение было верно, то его молодой хозяйки не было дома.
Тогда шевалье мог бы настигнуть Блэка около двери и, зажатый в тесном коридоре, тот вынужден был бы сдаться.
Эта мысль вернула мужество шевалье.
Он уцепился за перекладины лестницы и предпринял попытку восхождения.
Это ему напомнило тот полный отчаяния день, когда вместо того, чтобы карабкаться вверх по лестнице, он спускался по веревке из простыней.
Но он не остановился на этом воспоминании, его память сделала еще один шаг вперед: шевалье вспомнил Матильду, и каким бы черствым ни стало его сердце, отказавшееся от любви, у него вырвался вздох.
Но и вздыхая, он продолжал подниматься.
Когда он преодолел около двадцати ступенек, его тело наполовину высунулось из люка.
Этот люк вел в крохотную каморку, где царила абсолютная тьма.
На первый взгляд эта комнатушка казалась такой же пустой, как и весь остальной дом; однако не приходилось сомневаться, что это место служило конечной целью побега спаниеля.
И в самом деле, едва шевалье поставил ногу на пол комнаты, как животное подбежало к нему и стало ласкаться с такой нежностью, которую шевалье у него еще никогда не видел.
Но как только шевалье протянул в его сторону руку, как будто признаваясь в своих намерениях, Блэк проворно отбежал и улегся в изножье некоего подобия кровати, чей силуэт смутно вырисовывался в темноте.
Это убогое ложе стояло в углу, вдоль ската крыши, таким образом, что слабый луч света, проникавший в эту клетушку сквозь узкое оконце, не попадал на него.