Блеск клинка
Шрифт:
Трапезунд, который впервые увидел Пьер с палубы «Святой Евлалии», обогнувшей мыс Синоп, имел значительные размеры. Он простирался на девять дней караванного пути вдоль негостеприимных, лишенных приливов, южных берегов моря и на два дня поперек сурового плоскогорья, которое поднималось все выше и выше, пока не заканчивалось грядой снежных вершин. Трапезунд превосходил по размерам королевство Наваррское, герцогство Миланское или могущественную Венецианскую республику и лишь немного уступал сморщившейся территории самой Восточной империи. Суровые и опасные горы казались непроходимыми для человека и были столь высоки, что ни струйки воды не проникало через них с материка Малой Азии. Но Трапезунд питался водой множества мелких быстрых потоков, рождавшихся в горах и сбегавших по северным склонам к морю через плодородные равнины, зеленые холмы, покрытые обильно
Но Иоанну Комнину, девятнадцатому императору этой гордой, могущественной династии, не приходилось полагаться на налоги с собственного народа для содержания роскошного двора. Трапезунд был морским терминалом оживленного, богатого караванного пути через Армянское плоскогорье из Персии и глубинных районов Центральной Азии.
Огромная долина за столичным городом расщеплялась на два отвесных ущелья, которые спускались к морю на небольшом расстоянии друг от друга. Этот треугольник неприступной земли, окруженный глубокими, естественными, скалистыми рвами, позднее был дополнительно укреплен толстыми, высокими зубчатыми стенами. Два массивных каменных моста пересекали ущелья по обе стороны от города. Там, где они подходили к стенам, путь преграждали двойные опускные решетки; над ними возвышались мощные башни, а на противоположных обрывах ущелий находились дополнительные фортификационные сооружения и ворота. К югу от города огромная главная башня обороняла вершину треугольника. С севера вдоль моря были возведены мощные стены с фланговыми башнями и двумя замками; номинально они принадлежали венецианцам и генуэзцам, но гарнизоны их состояли в основном из греков. За нею находилась вторая стена, фактически цепочка замков, принадлежавших императору и некоторым высокопоставленным представителям трапезундского дворянства. Между двумя стенами располагался шумный торговый район, забитый толпами восточных купцов, западных моряков, чиновников таможенной службы, уличными торговцами сладостями Европы и Азии, крупными торговыми предприятиями, переполненными складами, оживленными тавернами, гостиницами и множеством мест, где можно было закусить и развлечься.
В сердце города, окруженном внутренними стенами, находился императорский дворец, резиденция императора Иоанна и его сына Давида, который делил с ним титул Великих Комнинов, самый гордый из титулов императорской семьи, и право носить пурпурную мантию и красные императорские туфли.
Обычай короновать сына вместе с отцом основывался не только на родственных связях. В течение двух с половиной столетий Трапезунд сохранял свою независимость в череде отчаянных войн с Генуей, Константинополем, арабами, персами и турками, бодро платил дань, заключал коварные соглашения. Наступательные и оборонительные союзы обычно обсуждались в тронном зале и великолепных приемных покоях Дворца как с неверными, так и с христианами. Часто эти союзы закреплялись замужеством одной из трапезундских знатных женщин, чья волнующая красота была теплым и чудесным вкладом в иностранную политику государства. Тетка самого императора была женой Джихан Шаха, правителя могущественной соседней Туркмении.
За двести сорок лет сменилось девятнадцать императоров. Некоторые из них дожили до почтенной старости, но большинство погибали молодыми естественной смертью — в битве, или неестественной — в постели. Восточные яды были коварны, многочисленны и смертельны. Отцеубийство было постоянным искушением в семье, где не допускалось мысли, что на престол может взойти не Комнин. Чтобы избежать смерти от рук собственных сыновей, императоры Трапезунда короновали их и в соответствии с церемониалом оказывали им почести, как только их юные головы были в состоянии удержать тяжелую императорскую корону из золота и жемчуга.
Иоанн любил своего сына, наследника трона, как многие предшествующие Комнины — отцы и императоры. Но ходили слухи — потому что даже в Трапезунде существовало общественное мнение с его злословием — что сам Иоанн не вполне свободен от подозрений в отцеубийстве. Давид был азартным молодым человеком с присущей его народу храбростью. Он отдавал дань безобидным шальным выходкам в непривлекательном прибрежном районе между стенами. Император радовался, что Давид уже титулован Великим Комнином, как и он сам, и оказывал ему почести. Если бы совесть императора была чуточку чище, он бы вспомнил, что грехи отца обычно передаются через поколение и проявляются во внуках. Иоанну меньше угрожало убийство от пустозвона Давида, чем от некоторых из его могущественных вельмож, плетущих заговоры.
Церковь Златовласой Девы была всего лишь в ста шагах от ворот дворца. Когда по великим праздникам император отправлялся туда помолиться, по улице разворачивали цельнотканый красный ковер, усыпанный цветами. Юный рыцарь по имени Хорчи нес перед ним его серебряный лук. Сплошная цепь стражников с обнаженными саблями стояла лицами к народу и спинами к императору. Белый арабский конь нес на себе священную, блистательную персону до входа в церковь. Толпа приветствовала его и падала ниц, когда он проезжал, и если приветствия прерывались, оркестр начинал играть гимн в его честь, потому что все было предусмотрено.
За императором в пешем строю следовали крупнейшие вельможи и офицеры империи: Никетас, великий логотет или имперский канцлер; Алексий, великий герцог и великий дворецкий императорского дворца — он был евнухом и обладал огромной властью; Леон Майзоматис, главный полководец армий; Григорий Доранитис, великий адмирал флота; и Балта Оглы, родственница которого была женой Мурада II, османского султана, ужасного и могущественного турка, владения которого целиком окружали империю. Присутствие этого болгарского принца рассматривалось как гарантия против турок, поэтому он занимал высокое положение среди трапезундской знати. На ступенях собора императора встречал митрополит Трапезунда, приветствовал его древним христианским поцелуем мира и монарх входил и преклонял колени перед Святой Троицей, самой скромной из святынь.
Но такие случаи публичных праздников были редки; император главным образом вел уединенную жизнь во дворце. Давид, напротив, отличался частым отсутствием как в церкви, так и на многочисленных, тщательно разработанных дворцовых церемониях, которые ошеломляли западных послов могуществом и славой Трапезунда и производили впечатление даже на турок, привычных к подобным вещам.
Вблизи дворца располагались резиденции крупных вельмож. Резиденция Балта Оглы была одной из новейших, самых совершенных по архитектуре и величественных построек, со множеством восточных удобств, которые богатый посредник скопировал у турок. Как только «Леди» безопасно пришвартовалась у причала, капитан отправил к Паше Оглы пажа с известием о прибытии судна и просьбой назвать удобное время для приема его и Питера, генерального ревизора, совершающего первое путешествие на Восток и желающего выразить свое уважение трапезундскому вельможе.
Генри вернулся с сообщением, что посредник нездоров и не сможет принять их до полудня. Паж привел с собой двух чистокровных арабских скакунов, потому что никому не позволялось приближаться пешком к резиденции Балта Оглы.
— Его учтивость делает честь как ему, так и нам, — заметил капитан. Они беспрепятственно миновали греческих стражников у ворот внутренних стен. Все знали «Святую Евлалию», да и сам Джастин был слегка знаком стражникам после многих путешествий. Но даже если бы они были совершенно неизвестными людьми, лошади Оглы служили надежным пропуском через любые ворота города. — Балта Оглы любит работать напоказ. Ему было бы стыдно, если бы европейцы, символизирующие его коммерческие связи с Западом, шли пешком к главному входу в его замок.
— Я тоже доволен, — сказал Пьер, на котором была длинная синяя мантия с меховой оторочкой и сабля де Кози. — Очень жарко.
Сэр Джон был рыцарем итальянского Ордена ошейника. На нем был мундир из белого атласа, вышитого шелком, и серебряный ошейник с пятнадцатью бантами ордена и розами; но он не мог носить в Трапезунде плащ из пурпурного бархата с розами и вышивкой. Лишенный половины рыцарских знаков отличия, он чувствовал себя значительно удобнее, чем Пьер.
Улицы Трапезунда были вымощены брусчаткой, более ровной, чем в большинстве европейских городов. Они были узкими, как во всех городах. Колесные экипажи использовались редко, считались неудобными и немодными. Золотой век карет повсюду в мире был еще впереди. Даже в Европе верхние этажи домов часто нависали над улицей. Но в Трапезунде они нередко действительно соприкасались и образовывали над улицей как бы длинную вереницу мостов, особенно перед подъемом на возвышение перед дворцом в привилегированной центральной части города. Таким образом, многие улицы фактически представляли собой аркады, под которыми ночью было бы совершенно темно, если бы не фонари многочисленных стражников и ночных сторожей и факелы, которые каждый, у кого доставало средств на содержание слуги, заставлял нести перед собой.