Блеск клинка
Шрифт:
Пьер рассмеялся так громко, что испугался и сразу понизил голос, чтобы не услышал граф, если бедняга еще не спит.
— Дорогая девочка, разве ты не знаешь, что европеец не сможет обнажить ноги, не сняв штаны?
— Боже! Я забыла! Что за ужасная мысль! Почему вы не одеваетесь как греки. Но ты теперь говоришь не как Теодор. Представляю, как была одета танцовщица.
Пьер сел рядом с ней.
— Тебе придется лишь немного напрячь воображение, чтобы представить себе ее костюм в целом.
— А среди публики были женщины?
— На берегу они не бывают, Стефания.
— Мужчины аплодировали ей?
— Они ревели.
— Ты тоже аплодировал?
— Кажется, да.
— Думаю, что все это выглядело мерзко.
— Теперь ты говоришь, как моя сестра, Стефания. У меня нет сестры, но если бы была, она выразилась бы именно так.
— Тогда я больше не буду, иначе ты опять начнешь говорить, как Теодор, и читать мне проповедь о необходимости носить головной убор. Он считает меня ужасно нескромной.
— Твои волосы прекрасны, Стефания.
— А твои — просто чудо для Трапезунда. Я потрогала их, когда ты спал, чтобы убедиться, что они настоящие. Здесь многие мужчины носят парики.
— Да? Мои волосы — настоящие.
— От них пахнет сандаловым деревом. У греков это общепринято, но западные мужчины не мажут волосы ароматными веществами. Я спросила отца. Это танцовщица в таверне намазала тебе волосы?
Пьер мягко рассмеялся.
— Стефания, ты почти испугала меня. Твой брат задал мне массу вопросов, когда вытащил меня из ущелья, но он расспрашивал не так настойчиво. Что касается сандалового дерева, я должен был издавать приятный аромат, чтобы угодить дьявольскому нюху Балта Оглы во время обеда, когда его толстый евнух показывал чудеса ловкости.
Он на мгновение забыл о бесчеловечности Василия и вспомнил о нем, как о жонглере. Стефания задрожала и схватила Пьера за руку.
— Не попади в лапы этих ужасных людей, Питер. Оглы уже пытался убить тебя. В следующий раз он постарается не промахнуться. Мое сердце не выдержит этого.
Пьер снова успокаивающе обнял ее.
— Я не хотел упоминать о них. — Он еще не кончил фразу, но она остановила его речь, поцеловав его в губы.
— Мое сердце не выдержит этого, — повторила она, не отрывая своих губ от него. Руки Пьера сомкнулись вокруг нее. Если его рука или грудь и болели, он не чувствовал этого.
Когда немного позже он разжал объятия, она посмотрела на него широко открытыми, смеющимися глазами.
— Я заставила тебя на мгновение забыть девушку во Франции, Питер?
Греческая проницательность оставалась загадкой для Пьера.
— Да, Стефания.
— Как ее имя?
Пьер не ответил.
— Ты, конечно, не скажешь. У нее золотистые волосы, я знаю, и она знатная леди! Мне все равно, Питер. Я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Меня еще никто не целовал.
Пьер с трудом поверил ее словам.
— Когда ты снова поцелуешь ее, то вспомнишь обо мне.
По спине Пьера пробежали мурашки. Чужеземная, заботливая девушка причиняла ему страдания. Он был настолько смущен, что какое-то время не находил слов. Стефания снова зарыдала, закрыв лицо руками. Вдруг ее тело совершенно застыло. Ее руки медленно опустились. Пьер заметил, что она слегка повернула голову. Из двора замка не доносилось ни звука, если не считать едва слышного бормотания воды в роднике. При лунном свете не видно было никаких движущихся предметов.
— На дороге люди, — прошептала она. — Они едут сюда.
Она мгновенно вскочила на ноги и как фея пронеслась по лужайке. Она беззвучно пересекла двор замка, посыпанный гравием. Под ее бегущими босыми ногами не шевельнулся ни единый камешек. Сверхъестественно беззвучный полет Стефании создал у Пьера впечатление, будто ее здесь вообще не было.
Он снова увидел ее на мгновение, когда белое пятно промелькнуло по подъемному мосту. Потом она скрылась во мраке замка. Мост почти немедленно поднялся, как челюсть гигантского существа. Пьер много раз видел и слышал, как поднимались мосты замков — медленно, толчками, с дребезжанием и скрипом петель. В замке графа Месембрийского мост поднялся бесшумно и очень быстро. Ясно было, что малочисленный гарнизон не собирался рисковать, кто бы ни приближался по дороге.
Потом он услышал звон серебряных колокольчиков на сбруе головного верблюда каравана. Должно быть, в караване были сотни верблюдов, потому что украшения головного верблюда всегда находились в прямой пропорции с величиной и богатством всего каравана. Поскольку колокольчиков было очень много, Пьер приготовился к зрелищу длинной вереницы величественных навьюченных животных, медленно и торжественно шествующих по направлению к Трапезунду; при этом голова каждого последующего верблюда привязывалась к хвосту предыдущего веревками из их волос.
Перед верблюдами, как обычно, шел ненагруженный осел, назначение которого состояло в том, чтобы провалиться в дыру, если она встретится на пути. Пока он шел впереди, путь был гладок и безопасен. Рядом с верблюдами ехали на мулах или шли пешком вооруженные люди. Повсюду виднелись фонари, а перед важными чиновниками несли по несколько факелов, но лунный свет был так ярок, что не было особой нужды в искусственном освещении.
Пьер подумал, что весь караван прошел. Но потом появилась отдельная цепочка из двух десятков верблюдов. Эта молчаливая, отделившаяся часть каравана двигалась совсем без света. Она свернула с главной дороги на узкую тропу, которая шла в нескольких шагах от того места, где по-прежнему сидел на траве Пьер, к караван-сараю Балта Оглы.
Было маловероятно, чтобы восточные поставщики Оглы знали о генеральном ревизоре из Франции. Но Пьер решил, что лучше не попадаться им на глаза. Замок, теперь защищенный рвом, свидетельствовал, что Стефания и граф того же мнения. Присутствие франка на лужайке так близко к караван-сараю, безусловно, показалось бы подозрительным для участников каравана, которые, судя по полному отсутствию света, старались привлекать как можно меньше внимания.
Как только Пьер увидел, что они свернули с главной дороги, он побежал к опушке леса и спрятался в кустах. Они должны были пройти менее чем в десяти футах от него. Он был рад, что у них нет света. Два человека верхом вели маленький караван, за которым следовали еще двенадцать человек. Все они были верхом и вооружены.