Блеск клинка
Шрифт:
Он поставил перед Пьером бокал бренди, но Пьер отказался.
— Лучше выпейте, юноша. Мне кажется, я отчасти понимаю, что у вас на душе. — Тогда Пьер осушил бокал; он не почувствовал разницы с водой. Он долго смотрел на пустой бокал.
— Это моя вина, сэр Джон. Но для меня Стефания навсегда останется живой.
Сэр Джон снова наполнил бокал.
— Это не твоя вина, мальчик. Не вини себя. Ты ни в чем не виноват. — Он продолжал говорить тихим сочувствующим голосом, снова и снова освобождая Пьера от ответственности; он часто повторялся и не особенно вдумывался в то, что говорит; он знал, что Пьер не слушает его. В конце концов Пьер выпил второй бокал бренди. Это как-то укрепило его, он поднял голову и спросил:
— Что это за итальянец на причале, сэр Джон?
— Генуэзец. Я продал корабль, Пьер. Конечно, я не имел на это права, но я сумел убедить генуэзцев, что я — владелец корабля. Я обратился к ним, потому что они не популярны в Трапезунде, и у меня есть план получить «Леди» обратно. Вы знаете, что несколько лет назад генуэзцы воевали с империей. И выиграли войну. Великие Комнины вынуждены были некоторое время платить им определенную дань орехами и вином. От этого пострадала торговля, так что трапезундцы не любят их. Они заплатили мне 20 000 фунтов за корабль, вернее, обещали заплатить. Только половина этой суммы выплачена. То, что осталось от вашего выкупа, я тратил на взятки, добиваясь, чтобы судно проинспектировали, провели ревизию, снова проинспектировали и провели повторную ревизию. Генуэзцы, разумеется, хотели, чтобы судно немедленно отправилось в плавание. — Он улыбнулся. — Трапезундские инспекторы оказались очень сговорчивыми. Они обнаружили, что самый надежный корабль во флоте министра обладает плохими мореходными качествами. Но я не смогу платить без конца. Рано или поздно они выдадут сертификат на плавание. Но теперь с меня свалилась забота о вас, и я не сомневаюсь, что мы сможем обратиться к властям, чтобы сделка была признана незаконной. Однако я сомневаюсь, сможем ли мы получить обратно деньги, выплаченные инспекторам в виде взяток. У вас на руке кровь, Пьер.
Он позвонил в свой колокольчик. Генри, его паж, был послан за ведром морской воды и тряпкой. Пьер вытер руку и саблю, которая была в крови до самого эфеса.
— Я никогда прежде не убивал человека, сэр Джон. Но я рад, что убил этого.
Послышался тихий стук в дверь. Джастин предложил человеку войти и был очень удивлен, увидев Теодора.
— Вы собираетесь освободить этого грабителя? — спросил сэр Джон по-французски.
— Я пригласил его на корабль. Он не соглашался, пока не убили Стефанию. Я не могу оказаться негостеприимным после всего, что случилось.
— Но грек получил выкуп за вас. Франция — в мире с Трапезундом. Он не имел права удерживать вас. Если мне когда-нибудь удастся выручить корабль из рук генуэзцев, и если мы сможем благополучно вернуться во Францию, не думаете ли вы, что министру ваша служба покажется дороговатой? Конечно, вы разоблачили его драгоценного де Кози и Балта Оглы. Может быть, он сочтет, что расходы оправданы. Но 3 000 фунтов — это уйма денег вдобавок к моим расходам на взятки морским инспекторам. Выражение лица молодого человека говорит о том, что он мог бы вернуть деньги. Он выглядит испуганным, Пьер.
— Возможно, он испуган, а также потрясен горем, бедняга. Я бы хотел задать ему несколько вопросов. Я могу говорить с ним только по-турецки, сэр Джон. Это касается караван-сарая Оглы рядом с замком.
— Обязательно поговорите с ним. Эти негодяи, наверное, сообща занимались контрабандой.
Теодор сказал:
— Пьер, священник пробился сюда сквозь толпу. Но он единственный, кому разрешили пройти. Я вызвал паланкин и хотел бы, если вы меня отпустите, забрать Стефанию домой. Но капитан стражников говорит, что никто, живой или мертвый, не покинет корабль до вашего возвращения из дворца. — Его плечи опустились; он говорил как человек, приговоренный к смерти.
— Они обязательно пропустят вас с сестрой.
— Может быть, если вы поговорите с капитаном стражников, он согласится. Я не сомневаюсь, что вы — крупный вельможа, Питер. То, что я спас вас и от жадности потребовал выкуп, навлекло смерть и позор на наш род. Вероятно, вы хотите теперь вернуть выкуп. Я охотно верну его и добавлю столько, сколько в состоянии заплатить мой отец и я. — Даже сэру Джону было тягостно видеть мрачное, безнадежное лицо грека.
— Пожалуйста, садитесь, сэр Теодор. Я понимаю ваше горе. Поверьте, для меня это тоже горе.
— Когда Стефания умирала, — сказал Теодор прерывающимся голосом, — мне показалось, что она пыталась произнести ваше имя. Стефания знала очень мало мужчин. Может быть, она испытывала к вам большую привязанность. Вы не знаете этого, но когда отец пригрозил вернуть вас Балта Оглы, Стефания немедленно запротестовала. Даже слуги слышали это.
— Ваша сестра была такой храброй и доброй девушкой, сэр Теодор, что я недостоин говорить о ней. Что касается Балта Оглы, я должен говорить о нем и умоляю вас выслушать меня, если вы можете. Я не крупный вельможа и даже не рыцарь, но я имею полномочия от французского министра финансов. Я был послан в Трапезунд со специальным заданием обнаружить, если удастся, источник контрабанды драгоценностями и опиумом, который находится здесь. Я могу сказать вам, что Балта Оглы преступник. Но прошлой ночью я обнаружил, что контрабанда идет и через ваше имение.
— Не знаю, как вы обнаружили это, Питер. — В безнадежном голосе Теодора звучала абсолютная покорность. — Даже Стефания не могла вам сказать это. Она ничего не знала. Совершенно верно, что контрабанда имеет широкий размах, но отец и я в этом не участвуем. Оглы построил караван-сарай, но он арендует его у нас, потому что это часть нашего имения. Он использует его для своих целей и хорошо платит нам за него, иногда золотом, а чаще товарами из своих караванов. — Он безнадежно махнул рукой. — Вероятно, вы все это знаете.
— Это его караваны?
— Они предназначены для него. Время от времени вереница верблюдов сворачивает с главной дороги, как прошлой ночью, вместо того чтобы идти в Трапезунд. Они оставляют товары в караван-сарае и присоединяются к каравану на его обратном пути в Азию. Когда караван-сарай заполнится товарами, Оглы присылает корабль в маленькую бухточку на побережье. После того как товары благополучно оказываются на борту, он платит нам арендную плату. Товары никогда не попадают в город; ни экспортные, ни импортные пошлины не выплачиваются. Обычно это бывает генуэзский корабль, иногда английский. Товары везут на мулах по тропам, которые вы дважды видели и знаете, какие они безлюдные. Все делается тихо, и я представляю, какие огромные деньги зарабатывают Оглы и его слуга, который занимается всеми деталями.
— Почему вы об этом никогда не упоминали?
— Потому что не отваживался. Оглы знает кое-что про нас. Это ужасное преступление — грабить караваны. — Теодор рассказал ему о проступке отца. — Нас бы обвинили не только в старом преступлении отца, но и в обмане императора, потому что Оглы безусловно назвал бы нас сообщниками. Возможно, мы и есть своего рода сообщники, хотя и невольные. Оглы не знает, как много мне известно о нем. Я открывал это постепенно, год за годом. Вы, кажется, узнали все гораздо быстрее. Меня это не волнует.