Блеск минувших дней
Шрифт:
Катерина посмотрела на мужа в зеркало – он отвернулся, поморщившись. И она прекратила.
– Я не разрешаю тебе умирать раньше меня, – тихо сказал Фолько д’Акорси. – Я тебе это уже говорил.
– «Не разрешаю», – передразнила она, или попыталась, но ей это не удалось.
Помолчав, он сказал:
– Катерина, есть мужчины и женщины, которые отмечены или которые сами себя отметили другой жизнью. Адрия – одна из них. Мы это понимаем. Ее отец тоже понимает, хоть он и против этого. Поэтому она здесь, а не в Мачере, и не вступает в брак, который мог бы отразиться на судьбе Батиары. Я пытаюсь – с твоего позволения – на время предоставить ей эту другую
Катерина смотрела на него в зеркало, необычайно дорогое, в этой золотой раме с жемчужинами.
– Ну хорошо, но обещай мне…
– Не могу, – ответил он.
Через три месяца, когда сухая жара закончилась, и началась осень, и за городскими стенами убирали виноград, Фолько опять пришел к жене в ее покои. На этот раз утром, когда солнце только что взошло и в открытые окна были видны горы, пылающие яркой листвой – рыжей, красной, золотой.
Она сидела в халате и читала письмо от своей невестки. Служанка выкладывала первый из ее нарядов на сегодняшний день.
Фолько оживленно произнес:
– Доброе утро! Я должен уехать, любовь моя. Шесть человек едут со мной. Есть кое-какие дела, которыми нужно заняться. Мы поохотимся и… разберемся с тем, что возникнет.
– Всего шестеро?
– Больше не требуется. Это же не война. Я буду тебе писать, как обычно.
Она смотрела на него, не поднимаясь из своего кресла. Ее светло-зеленые глаза было трудно забыть. Катерина Риполи слыла одной из аристократических красавиц своего времени. Женитьба на ней была для Фолько большой честью, оказанной в награду за долгие годы военной службы Мачере. Отец, вопреки обычаю, предоставил Катерине возможность отказаться от этого брака, но она не отказалась.
– Возвращайся ко мне, – сказала Катерина. – Не умирай.
Она всегда так говорила.
– Я пока не могу умереть. У меня осталось слишком много грехов, которые я не искупил, чтобы попасть в свет Джада.
– В самом деле. И что ты собираешься делать с этими грехами?
– А разве я не делаю? Мы строим святилище.
– Ах, да! Этот шум губит каждое мое утро.
– Мы все чем-то жертвуем ради веры, – усмехнулся Фолько.
По правде говоря, он был уродливым мужчиной – отсутствующий глаз, шрам, крючковатый хищный нос, – но от его улыбки словно прибавлялось сил. Его любили и мужчины, и женщины, и в первую очередь сама Катерина. Она отвечала взаимностью на его любовь к ней с самого начала и по сей день.
Он наклонился, поцеловал жену и ушел.
Это случилось за десять дней до того, как к Адрии Риполи, изображающей девушку с фермы неподалеку от Милазии, пришел посыльный из дворца, принес одежду и известил, что на следующую ночь ее отведут прислуживать графу. За это она получит щедрое вознаграждение. Если же девушки не будет на месте, когда за ней придут, дом подожгут, а их с тетей и дядей найдут, куда бы они ни сбежали, и убьют.
Коппо Перальта, который с лета жил – также под чужим именем – в самой Милазии, чтобы по поручению Фолько присматривать за Адрией, раньше нее узнал, что скоро ее позовут.
За соседями девушки наблюдали другие люди, приехавшие на юг вместе с Коппо. За несколько дней до появления посыльного видели, как младший сын с ближней фермы отправился в город, и проследили за ним. Он
Парень подошел к стражникам у главного входа во дворец, что было необычно для крестьянина, поговорил о чем-то с капитаном, а потом развернулся и покинул город, и больше никаких дел у него там не было.
Фолько еще в Акорси говорил Коппо, что почти наверняка найдется кто-нибудь, кто это сделает. На том и был построен их план. Коппо спросил, можно ли потом убить этого человека, кем бы он ни оказался, но ему ясно дали понять, что нельзя. Во всяком случае, до тех пор, пока все не закончится.
До следующих шагов из дворца Уберто могло пройти какое-то время, но не так уж много, а Фолько всегда учил своих людей опережать события на несколько шагов, а не поспешать за ними. Сообщение доходило до Акорси за четыре дня, по крайней мере в это время года. Коппо отправил на север человека в тот же день, а затем пошел в святилище, которое предпочитал посещать в Милазии, чтобы помолиться.
Если дело наконец-то стронулось, им, несомненно, нужен был человек, который помолится святому Джаду о безопасности и успехе предприятия, и Коппо подходил для этого как никто. Он молился по крайней мере дважды каждый день своей жизни – в святилище, если представлялась такая возможность, – чтобы почтить свою мать и своего бога.
При Коппо постоянно было два человека, да еще одного он нанял прямо тут, в Милазии. Одного из них Коппо поставил у западных ворот, благодаря этому они сразу узнали, когда курьеры из дворца выехали по направлению к ферме, чтобы взглянуть на Адрию. Фолько предупреждал об этом Коппо и Адрию тоже, разумеется. Для Уберто она была старовата и слишком высока ростом, но зато гибкой, с роскошными рыжими волосами. Фолько не сомневался, что ее пригласят ночью к Зверю.
У Коппо было собственное мнение насчет внешних данных Адрии: он бы назвал их весьма скромными, но был бы вынужден признать, что столь низкая оценка отчасти является его реакцией на образ жизни, который она вела наряду с мужчинами, что неестественно для женщины благородного происхождения (для любой женщины!).
Коппо считал, что это неприлично, как с точки зрения мирской, так и перед лицом Джада. Однако девушка была так же несгибаема, как любой из воинов Фолько, и Коппо никогда не слышал от нее жалоб, или отказа выполнить задание, или чтобы она выполнила его хуже, чем… ну, чем сам Коппо, не считая подвигов, требующих большой силы и владения оружием. И еще она держалась в седле лучше любого из них. Это раздражало, но было неоспоримым фактом.
А еще, если говорить по правде, Коппо сомневался, что у него самого хватило бы смелости взять на себя такую роль, какую предстояло сыграть ей: одна, ночью, в покоях графа Милазии, она намеревалась убить его и сбежать.
Коппо отвечал за ту часть побега, когда девушка выберется из дворца. После тревожного разговора с госпожой Катериной в Акорси, накануне отъезда его, Адрии и других утром летнего дня, Перальта осознал, что от того, насколько успешно он выполнит это поручение, зависит и его собственная жизнь.
Если моя племянница не вернется, сказала тогда госпожа, вызвав его в свои покои, я устрою так, чтобы наш новый человек из Эспераньи тебя отравил. Думаю, будет справедливо, чтобы ты это знал.
Справедливо? Это было совсем несправедливо, думал Коппо. Особенно учитывая то, что заговор с целью завладеть Милазией придумал Фолько, одобрила его Адрия, а он сам должен был только помогать, хотя ему этот план не нравился!