Блеск презренного металла
Шрифт:
Внутри здания было почти так же пусто, как и на улице. В просторном зале ожидания гудели мухи и гуляли горячие сквозняки. На лавочке спал мертвым сном мужчина в промасленном комбинезоне и надвинутой на нос кепке. Дверь в кассу была открыта — видимо, все из-за тех же сомнительных соображений прохлады — и было видно, как разомлевшая от жары и скуки кассирша, сидя на вращающемся стуле, обмахивается газетой.
Когда наши фигуры попали в поле ее зрения, кассирша слегка оживилась. В эту минуту в ней боролись два противоположных начала — привычное нежелание двигаться и любопытство. Любопытство
— Едете куда-нибудь? А то ближайший раньше шести не будет! Вам в Тарасов, наверное? Электричка в пять. Вы, я гляжу, не местные будете?
У нее было распаренное добродушное лицо и русые мелко вьющиеся волосы. На вид ей можно было дать и тридцать лет, и сорок.
— А у вас тут не слишком весело, а? — сказала я, улыбаясь.
— Да уж какое веселье! — проворчала кассирша. — Каратай — одно слово.
— И всегда у вас так? — поинтересовалась я.
— Ну нет уж! — как бы даже обиделась она. — К концу недели посмотрите — пачками едут! Кто в Тарасов, кто из Тарасова… У нас многие в городе учатся. Студенты! Ну, а на выходные, известное дело, к родителям под крыло — деньжат перехватить, покушать… А транзитные, те, конечно, здесь не останавливаются. Один пассажирский, да и тот не каждый день…
— Вы своих-то, наверное, всех в лицо знаете? — спросила я. — Раз часто ездят…
Она солидно кивнула.
— Многих знаю, конечно. Поселок не больно-то велик — каждого хоть раз в год, да встретишь. Ну а молодежь, которая часто ездит, — тех уж обязательно!
Это уже теплее, подумала я и задала следующий вопрос:
— А вот чужие к вам часто приезжают?
Кассирша на минуту задумалась.
— Это какие чужие? Командированные, что ли? Бывает… Только те чаще на машине или автобусом. Электричкой кто попроще — студенты, работяги…
— А вообще как тут у вас жизнь? — продолжила я. — Чем молодежь занимается? Я имею в виду тех, кто не учится. Наркоманов хватает?.. Почему спрашиваю, — пояснила я, доверительно понижая голос и тревожно оглядываясь на почтительно помалкивающего Ромку, — переезжать сюда думаем. Брат у меня — как раз в таком возрасте… Понимаете?
Кассирша посмотрела на Ромку со жгучим любопытством. Тот, мгновенно втягиваясь в игру, скромно потупился. Кассирша глубоко вздохнула.
— Пороть их некому! — неопределенно сказала она. — А так что же… Всякое бывает. Но у нас они больше самогоном балуются. Как какой праздник, по улице пройти нельзя. Зальют глаза и давай морды друг другу чистить! Кто чужой подвернется — чужому тоже, конечно, перепадает. А наркоманов, тех не особенно чтобы много…
— Пьяницы тоже не сахар, — заметила я.
— А кто ж говорит, что сахар? — поддакнула кассирша. — Только по мне — пускай уж пьют лучше, чем этой дурью занимаются…
— Значит, насчет этого у вас порядок? — сказала я. — А вот говорили, будто у вас тут молодежь в какие-то секты организуется, молитвы читает…
Кассирша недоверчиво посмотрела на меня и махнула пухлой рукой.
— Да бросьте вы! — сказала она со смешком. — Какие молитвы! Заставишь их сейчас молиться! По телевизору-то показывают — молятся… А у нас нет…
— А в округе что тут у вас? — поинтересовалась я, вспоминая, что Аглая тоже говорила о Каратае как-то расплывчато.
— Да ничего особенного у нас в округе, — откликнулась словоохотливая кассирша. — Чего тут? Степь да степь. Вот километрах в пятнадцати — там лес. Грибы, ягоды…
— Лес — это хорошо, — мечтательно произнесла я, хотя меньше всего в этот момент меня интересовали красоты природы.
Зато мою собеседницу эта тема, кажется, по-настоящему волновала. Возможно, ей просто уже невмоготу было оставаться в душном, наполненном мушиным гудением помещении и хотелось на волю под сень лесной чащи.
— У кого машина, тем хорошо, — сказала она. — Сел — и там. Раньше-то, помню, пешком ходили — и ничего. А теперь люди обленились…
Мне пришло в голову, что последнее замечание вполне может относиться и к моей собственной персоне — никакие грибы-ягоды не заставили бы меня сейчас тащиться пятнадцать километров пешком по жаре. Но чтобы понравиться женщине, я сочувственно покивала головой и изобразила на лице полное понимание.
— Верно, раньше народ попроще был, — сказала я, собираясь продолжить расспросы, но вдруг увидела, что Ромка незаметно подает мне знаки.
Пока я точила лясы с кассиршей, он заметно заскучал, но теперь лицо его оживилось, а глаза заблестели. Я посмотрела туда, куда он показывал, и увидела в дверях вокзала Виктора. Встретившись со мной взглядом, он едва заметно кивнул.
— Простите, я на минуточку. Муж зовет, — объяснила я кассирше и отошла в сторону.
— Что-нибудь случилось? — спросила я Виктора.
Он сказал только одно слово:
— Пчеловод.
Я поняла его без объяснений — где-то здесь рядом был человек, который несколько дней назад требовал у нас в редакции сатисфакции за клевету — господин Пименов. Первой моей реакцией было выскочить на улицу, чтобы лично убедиться в этом. Но Виктор предупредительно подхватил меня под локоть и подвел к окну. Он, безусловно, был прав — я совсем забыла, что не только мы знаем Пименова в лицо, но и наши лица ему отлично известны.
Через раскрытое окно я смогла увидеть немного — чуть подальше автобусной остановки, метрах в пятнадцати от моей «Лады» стояла запыленная зеленая «Волга», около которой копошился какой-то человек в рубашке с короткими рукавами и белых полотняных брюках. Он что-то укладывал в багажник своей машины.
С такого расстояния я не могла толком рассмотреть его лицо, но, пожалуй, фигура и старомодная шляпа на голове были похожи. И, кроме того, у меня не было оснований считать, что Виктор мог ошибиться.
— Что он там укладывает? — спросила я.
— Хлеб, — ответил Виктор. — Мука. Сахар.
Действительно, «Волга» стояла рядом с хлебным магазином. Но мне показалось, что господин Пименов делает чересчур основательные запасы. Для одной семьи этого было, пожалуй, многовато.
— Ну, и что я вам говорил? — хриплым от волнения голосом произнес Ромка. — Вот он вам и Пименов. Все они заодно. Надо проследить за ним! Нельзя выпускать его из виду.
Мы с Виктором переглянулись, видимо, подумав об одном и том же.