Блеск презренного металла
Шрифт:
Появилась здесь и незнакомая мне «Газель» — фургончик с белым кузовом, готовый к поездке. Видимо, именно на этом транспорте Бурмистров собирался вывозить отсюда «воспитанников».
Но, пожалуй, самым интересным для меня были люди. Кажется, сейчас во дворе собрался весь личный состав этой странной колонии. Здесь были оба долговязых хулигана, господин Пименов в неизменной летней шляпе и еще один человек, которого я видела впервые, — апатичный полноватый мужчина в дорогом спортивном костюме.
Внимание всех было обращено на фигуру в черном брючном костюме, которая с пистолетом в
Это был Пименов. Он поспешно бросился на зов, придерживая рукой шляпу, и они вместе с Бурмистровой скрылись в сарае. Оставшиеся тревожно переглянулись между собой, но никто не проронил ни слова.
Пименов вернулся через три минуты. Но раньше из сарая, точно снаряд, вылетел знакомый мне «Мерседес» и, подняв тучу пыли, исчез за воротами. Едва стих шум мотора, хулиган с заячьей губой хрипло сказал:
— Че это она, Григорьич?
Пименов посмотрел на него незрячим взглядом, потом тупо уставился на пистолет, который держал в руке, и наконец заключил дрогнувшим голосом:
— Все, мужики, приплыли!
Пистолет был тот самый — «беретта», явно преподнесенный Пименову только что сбежавшей Бурмистровой. Надо признать, что даже в такую трудную минуту голова у нее работала неплохо — теперь, в случае чего, не ей, а Пименову пришлось бы объяснять, почему на орудии убийства именно его отпечатки пальцев.
Но он, похоже, ни о чем еще не догадывался, а только с недоумением разглядывал врученный ему пистолет и морщил лоб, стараясь переварить обрушившуюся на него информацию.
— Да ты толком говори! — сердито загалдели мужики, подступая ближе. — Чего случилось-то?
— А вы сами не знаете, чего случилось? — окрысился Пименов. — Вы тут как будто погулять вышли — так, что ли?
— Нет, ну, в натуре, Григорьич! — рассудительно сказал незнакомый мне человек в спортивном костюме. — Объясни по-людски!
Пименов уставился на него все тем же оцепеневшим взглядом, а потом буркнул:
— Короче, бабу с ее хмырем кончать нужно. Больно плотно они нам на «хвост» сели. Подвалы затопить. Все здесь бензином побрызгать — и к чертовой матери! Чтобы даже следа не осталось! А эту шелупонь, — он махнул рукой в сторону каменного коровника, — немедленно вывезти подальше…
— А я хоть сейчас! — вдруг рявкнул «заячья губа». — Я его, падлу, за Микки на клочки порву!
Человек в спортивном костюме отстранил его и веско заметил:
— Подожди, Валет! Дело серьезное. Я не понял — кто это решил? Алина? Да хрен бы с ней! Лабораторию я затоплю, допустим. А мочить кого-то — извините! И потом, где хозяин?
— А правда, где хозяин? — тотчас заволновался Валет.
Он принялся вертеть головой, и я едва успела отпрянуть от окна — иначе бы он меня непременно заметил. Больше рисковать я не захотела и опрометью бросилась в коридор. Через минуту-две все эти типы будут здесь.
Я ворвалась в келью, где лежал Бурмистров. Почему-то только сейчас я обратила внимание, что эта комната совершенно пуста. Андрей Петрович был еще жив.
Теперь он сидел, прислонясь спиной к стене и держась обеими руками за живот. Сквозь его крупные желтоватые пальцы струйками стекала темная, как чернила, кровь. Во взгляде, которым он посмотрел на меня, не было ни удивления, ни страха — только странное безразличие, какое бывает в глазах безнадежно больных.
— Вот так вот, Бойкова! — едва ворочая языком, проговорил он. — Баба всегда своего добьется — не мытьем, так катаньем… Учат нас, дураков…
Эта сентенция, казалось, отняла у него последние силы. Лицо его вдруг начало стремительно бледнеть, голова упала на грудь, а грузное тело само собой соскользнуло обратно на пол. Бурмистров уже не дышал. Я даже не успела и слова вымолвить.
Громкий топот на лестнице заставил меня очнуться. В последний момент я успела выскочить в коридор и выбежать на каменную лестницу. С другой стороны уже бегом бежали мужчины во главе с Пименовым. Мы едва успели разминуться.
Я не стала дожидаться их реакции на гибель хозяина и бросилась вниз по лестнице. Правда, чей-то вопль: «Да она его замочила, мужики!» я еще успела услышать, но потом уже сломя голову мчалась по коридору первого этажа, торопясь оказаться во дворе раньше, чем меня заметят.
Но я едва не просчиталась. К счастью, в последнюю секунду перед тем, как выскочить на крыльцо, я успела заметить во дворе сутулую фигуру. Кто-то из этих типов остался, как говорится, на стреме, а я чуть сама не прыгнула ему в руки.
Мгновенно развернувшись, я пересекла коридор и опять нырнула в дверь большой запущенной комнаты, которую накануне определила как трапезную. Теперь я решила попробовать выбраться из дома с тыла.
Определенного плана у меня не было — да и откуда ему взяться? Была у меня мысль воспользоваться собственным автомобилем, но я почти сразу ее отбросила. Во-первых, в машине могло не оказаться ключей, а во-вторых, меня не могло устроить только мое собственное спасение — прежде всего нужно было выручить раненого Виктора.
Я буквально вывалилась в окошко и рухнула в крапиву, о которой уже, признаться, подзабыла. Теперь закрытые тенью от стены листья крапивы были прохладными на ощупь, но от этого они не стали менее жгучими. Зашипев от боли, я мигом вскочила на ноги и метнулась к углу дома. Но в ту же секунду ноги мои будто приклеились к земле — за спиной раздалось низкое угрожающее рычание. Я обернулась — черный лоснящийся Разгуляй с ненавистью смотрел на меня и скалил чуть желтоватые острые зубы.
Наверное, ненавидели мы друг друга в этот момент одинаково. Он справедливо видел во мне не только чужачку, но и в некотором роде виновницу гибели его лучшего друга. Я ненавидела его за пособничество подонкам, за нападение на Виктора, за то, что он стоит преградой на моем пути. Но прав все-таки больше был пес — ему трудно было разобраться в сложных человеческих отношениях, и он не умел хитрить.