Блестящая партия
Шрифт:
— Долг прежде удовольствий, — шутливо заметила она. — Это признак зрелости и самое нужное качество в муже.
Джорджина внезапно вспыхнула, осознав, что их брачные отношения еще не осуществились. Они были мужем и женой только формально. Предстоящей ночью все это изменится. На миг Джорджину охватил страх, потому что она не знала, чем сочтет это Джон: своим долгом или удовольствием. «Не стану думать об этом сейчас; подумаю обо всем позже».
Когда они прибыли в Уоберн-Эбби, был поздний вечер. Мистер Берк собрал и домашнюю прислугу, и тех, кто работал вне
Джорджина попросила управляющего назвать каждого по имени. Она останавливала каждую служанку, когда та хотела сделать ей реверанс, и заменяла реверанс рукопожатием. Потом протянула руку каждому из мужской прислуги и повторила его имя.
— Спасибо за теплое приветствие. В течение трех десятилетий в Уоберне не было хозяйки, и я думаю, что большинство из вас тревожит, как угодить особе женского пола. Я хочу, чтобы все знали, — меня это тоже тревожит. Для меня ново быть герцогиней, и я прошу всех вас помочь мне выполнять эту роль.
Мистер Берк и герцог Бедфорд смотрели на Джорджину с восторгом и одобрением. Потом Джон поднял ее на руки и перенес через порог. Женщины захлопали, мужчины разразились приветственными криками. Все были явно в восторге от того, что приняли участие в старинном романтическом обычае. Прежде чем муж опустил ее на пол, Джорджина, поддавшись внезапному порыву, обняла его за шею и приблизила губы к его губам. Когда Джон завладел ее губами, все присутствующие снова захлопали. Первой закончила поцелуй Джорджина. Она улыбнулась с озорным видом и прошептала:
— Спасибо. Еще один поцелуй в лоб убил бы меня.
Хелен Тейлор стояла в холле у подножия великолепной лестницы. Она приехала в Уоберн неделю назад и привезла одежду, личное имущество и прочие вещи леди Джорджины. Хелен помогла новой хозяйке Уоберна снять плащ.
— Вы никогда еще не были такой красавицей. Давайте я отнесу наверх ваши плащ и шляпу.
— Спасибо, Хелен.
Джорджина поднялась наверх, и Хелен открыла перед ней дверь в ее спальню. При виде знакомой мебели, привезенной с Пэлл-Мэлл, неуверенность ее отчасти прошла.
— Я выбрала эту комнату, потому что при ней есть просторная гардеробная, где поместятся все ваши красивые платья, а еще потому, что она сообщается со спальней герцога, — пояснила Хелен.
— Я не знала, что мы будем спать в разных комнатах.
— Ха! Спать вам будет некогда. Будете любиться в одной кровати, потом перейдете на другую.
Джорджиной вновь овладела грусть.
— Хелен, я видела портрет жены Джона. Боюсь, он все еще любит ее.
— Чепуха! Она же мертвая. А Джорджина Расселл живая. Более того, вы же герцогиня Бедфорд. Никогда не забывайте об этом. И не позволяйте ему забывать!
* * *
Новобрачные съели обед, сервированный на двоих, который повар приготовил специально для этого случая. Они просидели за едой и вином часа два. Джону не хотелось, чтобы Джорджине казалось, будто он торопит ее, а она, чувствуя робость и неуверенность, смешанные с
Когда обед кончился, Джорджина пошла на кухню и похвалила повара и его помощников. Довольный ее вниманием, он спросил, чего бы ей хотелось на завтрак и хочет ли она, чтобы завтрак подали наверх.
Она постаралась не покраснеть.
— Нет-нет, мы будем завтракать в маленькой столовой, где обедали. После завтрака мы едем в Кембридж.
Потом Джорджина пошла наверх и нашла Хелен в просторной гардеробной.
— Помочь вам раздеться? — спросила та.
— Нет, Хелен, спасибо. Я сама.
Пока Джорджина снимала туфли и чулки, ею вновь овладели дурные предчувствия. Вчера ночью муж вел себя любезно, но было ясно, что сегодня она уже не может ему отказать. Мысли ее метнулись в прошлое. Когда она увидела его в первый раз, ей показалось, что в нем есть что-то опасное, угрожающее. Ее отпугивал глубоко скрываемый гнев в черных глазах, гнев, которому он не давал воли. Она тогда подумала: «Если он когда-нибудь отпустит на волю свой гнев, это будет подобно тому, как если бы открылись ворота преисподней». Она всегда думала, что в характере Джона Расселла есть темная, опасная сторона, и подозревала, что этот властный человек способен и ударить, если его довести до крайности.
Когда Джон открыл дверь соседней комнаты, Джорджина уже надела ночную рубашку, расчесала волосы и сидела в кровати. Он прямиком подошел к ней, откинул одеяло и поднял на руки. Потом понес в свою комнату.
— Вот наша спальня, Джорджи. Здесь нам обоим будет удобнее.
Сердце у нее забилось так громко, что она испугалась, как бы он не услышал.
Комната была просторная, роскошно обставленная, в черном и золотом цветах. В огромном камине, изнутри выложенном красными восточными плитками, горел огонь. Мягкие стулья и диван стояли на толстом красно-золотом ковре. Перед камином — резной столик из черного дуба, а на глубоком оконном сиденье — шахматы. Кровать с занавесями была массивная и такая высокая, что рядом с ней стояла скамеечка.
Джон откинул одеяло и положил Джорджину на постель. Потом погасил лампу, так что теперь комнату освещал только огонь, горящий в камине. Он снял с себя халат и увидел, что в глазах жены отражаются языки пламени.
— Ты так смотришь на меня, Джорджи, как будто никогда не видела нагого мужчину.
— Я видела, но мало, — призналась она. — И никто из них не был так великолепен, как ты.
— Ты мне льстишь, — сказал он с улыбкой, и она нервно рассмеялась.
Джон подошел к кровати и лег рядом с Джорджиной. Обжигающее желание горело в нем, но он крепко держал его в узде. Голод побуждал его упасть на жену и немедленно овладеть ею, но лучше ласкать ее губами, руками, нежно, постепенно возбуждая, и наслаждаться этим.
Жар, исходящий от тела Джона, потряс Джорджину, но также и взволновал. Запах его кожи действовал на нее возбуждающе.
Джон завладел ее губами, и Джорджина открылась под соблазнительным давлением его чувственных поцелуев.