Блестящий шанс
Шрифт:
– Нет, нет! Мы не обслуживаем цветных! Ты что не видишь табличку?
– и она устремила толстый палец на засиженную мухами бумажку над прилавком:
МЫ ОСТАВЛЯЕМ ЗА СОБОЙ ПРАВО НЕ ОБСЛУЖИВАТЬ...
– ну а дальше известно что.
Но это была Пенсильвания, и я сказал:
– Да это пустая бумажка. Ведь в этом штате действует закон о гражданских правах.
– На самом деле я был вовсе в том не уверен, но чувствовал себя слишком усталым и разбитым, чтобы хорошенько подумать прежде чем раскрывать
– У меня тут действует высший закон - Божий. Если бы Бог захотел сделать тебя белым, он бы всех нас сотворил одинаковыми. Убирайся!
Один из шоферов хихикнул, и мне захотелось ему как следует вмазать, так что я еле сдержался. Но меньше всего мне сейчас нужна была свара в ресторане. Я встал и бросил старой стерве:
– Вы меня провели. Я-то думал, это заведение для цветных. Я-то увидел вас - ваше темное лицо и курчавые волосы и решил, что у вас цветной крови не меньше, чем у меня. Поэтому я сюда и зашел - только взглянул на вас, и решил, что все в порядке.
Я вышел, а мне в спину полетели её взвизги. Я устыдился своей мальчишеской выходке. И все же надо же было как-то ей ответить. Одно можно сказать наверняка - как поется в старой песне, когда покидаешь Манхэттен, дорога уводит тебя в никуда.
Я развернулся и собрался уже выехать на шоссе, как из ресторана вышел шофер - не тот, что хихикал - и крикнул мне:
– Погоди-ка, приятель!
Он пошел к "ягуару", и я пулей выскочил, уже не в силах себя сдерживать. Это был невысокий крепенький парень с веснушками на бледном лице. По мышкой у него торчал термос. Он протянул его мне со словами:
– У старой карги не все дома. Если хочешь горячего кофе, вот тут у меня полный термос.
– Спасибо. Но я где-нибудь поем. Спасибо.
– Ну как знаешь. Должно быть, музыкант?
– Ага. Еду искать новое место, - ответил я, сел за руль и помахал ему на прощанье.
В следующем городке я остановился у бакалейной лавки, купил батон, сыру и бутылку молока - и уплел все это по дороге. Белые, конечно, те ещё придурки, но я сам не настолько придурок, чтобы затевать по этому поводу скандал в такой день, как сегодня.
СЕГОДНЯ
6.
Я ехал по сельским проселкам с большой осторожностью. "Ягуар" с низко посаженным кузовом не был предназначен для таких дорог. За время своего длинного рассказа я совсем выдохся и умолк, ожидая, что она на все это скажет. Ее молчание заставило меня заволноваться. Когда мы наконец выехали на асфальтированное шоссе, Френсис спросила:
– Можно я сяду за руль? Я ещё никогда не управляла иностранной машиной.
Я остановился, и мы поменялись местами. Она вела спокойно и умело.
– Чем я могу тебе помочь. Туи?
– спросила она немного погодя.
– Прежде всего ты должна
– Об этом не волнуйся. Мне ведь известно только то, что ты музыкант, и я показываю тебе достопримечательности нашего городка.
– Ну, не все будет так просто, когда они начнут выкручивать тебе руки.
– Ты говоришь так, словно уверен, что тебя сцапают, Туи.
Я положил себе руку на колено.
– Я, пока ехал сюда, о многом успел подумать. Какой смысл самого себя обманывать. В нью-йоркской полиции сидят далеко не ослы, там ушлые ребята. Насколько я могу судить, они уже меня вычислили и разослали листовки с моей физиономией по всем участкам. Милая, мне нужна твоя помощь, очень нужна, но вместе с тем я не хочу, чтобы ты по уши увязла в этом болоте.
– А я хочу тебе помочь. Что же до остального - нельзя перейти мост, пока не доберешься до него.
– И с этими словами она свернула на ухабистый проселок.
– Притормози! А то камень из-под колеса может повредить трансмиссию.
Она проехала ещё ярдов двести и остановила "ягуар".
– Ну, что мы будем делать?
– Искать ответы на ряд вопросов. Мэй Расселл недавно уезжала из города?
– Насколько я знаю, нет.
– А ты бы узнала?
– И да и нет. Вообще-то я уже не видела Мэй несколько недель, но в маленьком городке ведь как - если кто-то далеко уезжает, это сразу становится новостью номер один. Словом, я бы знала, если бы Мэй надолго уезжала из города.
Но это все равно ни о чем не говорило. Мэй могла слетать в Нью-Йорк и обратно за один день - и никто бы ничего не узнал.
– А что насчет ее... клиентов? Кто-нибудь из них недавно покидал Бингстон?
Она усмехнулась. У неё был маленький ротик, и её полные губы сложились в презрительную арочку.
– Если верить слухам, в нашем городе все белые мужчины являются клиентами Мэй. Но никто из них уже много месяцев не покидал Бингстон. Завтра я познакомлю тебя кое с кем, кто расскажет тебе все-все про Мэй. И массу вещей про Обжору Томаса. Так, что мы ещё можем сделать?
Я достал досье, позаимствованное у Кей, и приблизил его к освещенным циферблатам приборной доски.
– Когда Томас учился в школе, он побил мальчика по имени Джим Харрис, ударил его камнем и у того было сотрясение мозга. Где теперь Харрис?
– В Южной Америке. Он уехал из Бингстона много лет назад, поступил в колледж и получил диплом инженера-нефтяника. Я точно знаю, что он все ещё в Южной Америке. Папа собирает марки и сдирает их со всех писем, которые Харрис присылает родителям.