Блестящий шанс
Шрифт:
– Верно, но по крайней мере там есть где развернуться. Может, этот Томас развернулся слишком уж резво?
Она пожала плечами. Груди у неё оказались покрупнее, чем мне сначала показалось.
– Я мечтаю отсюда уехать! Иногда Бингстон мне кажется кладбищем. Но тогда я говорю себе: ты же живешь в хорошем доме вместе с родителями - чего же тебе ещё нужно, куда тебе бежать? Это же мой родной город точно так же как и для соседей-беляков - зачем же мне им его отдавать?
– А что в Огайо закона о гражданских правах не существует?
– спросил я, закидывая в рот очередную порцию риса под соусом. Ее слова
– Вы хотите сказать - протестуем ли мы, боремся ли мы? Да. Но я же говорю, тут дело не столько в законе, сколько в местных привычках. Но с течением времени эти привычки становятся все равно что закон. Нас тут меньшинство и у всех у нас "приличная" работа. Например, я бы могла заработать и накопить немного денег надомной работой. Но очень немногие из нас осмеливаются гнать волну и качать права. Вот недавно, например, мы победили в двухлетней борьбе за право занимать в кино места в партере, а не только на балконе. Большое дело!
– Она покачала головой.
– Хотя чего это я. Это и впрямь была большая победа. Да только - жизнь ведь не сводится к сидению в партере кинотеатра?
– А ты чем занимаешься? Учишься в колледже?
– Мой брат в Говарде. Я просто из себя выхожу - папа настоял, чтобы он поступил в колледж для цветных. А я хотела, чтобы он пошел в университет Огайо. Но и эту битву я проиграла. Нет, я не могла пойти в колледж. Дело не в деньгах. Я же женщина и моя жизненная стезя - это замужество. Чушь какая!
– У твоих родителей несколько старомодные взгляды.
– Папа в конце концов отправил меня в школу бизнеса в Дейтон, как будто кому-то в Бингстоне нужна чернокожая секретарша! Я работаю на полставки машинисткой у мистера Росса, он из наших - велеречивый адвокат и торговец недвижимостью. У него семья и хобби - он все пытается уложить меня в койку. Еще я на полставки в булочной-пекарне недалеко отсюда - итог очередной битвы. Вот что меня убивает: что приходится сражаться даже за вшивое место продавщицы булочек. Чаю хотите?
– Да, спасибо.
– Я вонзил зубы в пирог. Он был великолепен.
– А что убийство Томаса не возбудило среди местного населения антинегритянских настроений?
– Нет. Если кто-то что-то и почувствовал, то скорее облегчение от того, что его убили.
– Судя по сообщениям газеты, он тут до своего отъезда был просто королем преступного мира?
– Он сбежал после отпуска под залог.
– А задержали его по обвинению в изнасиловании и нападении, так?
Она пошла налить мне чаю. Я почему-то отметил про себя, что у неё сильные упитанные ноги. Я насыпал в чашку сахару, она села и достала пачку сигарет. Я указал пальцем на торчащую из моего нагрудного кармана трубку и зажег ей спичку. Она пустила струйку дыма в потолок и ничего не сказала.
– Изнасилование и нападение. Надо полагать, он был очень милый молодой человек, - заметил я, стараясь выудить у неё побольше информации о Томасе.
– Это кто-то пошутил. Насчет изнасилования. Обжоре Томасу не было нужды насиловать Мэй Расселл.
– Обжоре?
– Эта деталь в моих материалах отсутствовала.
– Он был вечно голоден, как малый ребенок. Мог есть все что попадется под руку, все что угодно - как свинья.
– Нет, - Я размышлял над тем, что же она имела в виду, говоря, что Томаса подставили. А Обжора...
– А я подумала, что вы были с оркестром на гастролях за границей. Я коплю на поездку в Европу. Моя розовая мечта.
– Вот в чем у нас преимущество перед беляками. Мы с большей радостью уезжаем из Штатов.
Ее глаза заблестели.
– А вы бывали за границей?
– Париж, Берлин, Рим, Легхорн - это в Англии. В армии я был капитаном..
– Что-то я с ней разболтался.
– А что ты имела в виду, когда сказала, что Томаса подставили?
– Ну надо же - капитан! А я как-то хотела записаться в Женский корпус - чтобы иметь возможность попутешествовать по свету. Расскажите про Париж, как там, а?
– Чудесно! Слушай, а...
– Только представьте себе - ты можешь ходить где захочешь и даже не думать, нравится это кому-то или нет. Вот увидела вашу машину - и сразу старые мечты вернулись. Эти кожаные кресла - такие классные! Не то что сиденья в наших колымагах.
– А не хочешь прокатиться? Тут можно где-то посидеть, выпить?
– Спасибо, конечно, но я не хочу кататься, - сказала она, и я понял, что ей ужасно хочется.
– За городом есть круглосуточная забегаловка, там торгуют контрабандным спиртным. Но это такое мерзкое заведение.
– Ну тогда просто прокатимся!
– Я встал.
Она осталась сидеть. Глядя в стол, она глухо произнесла:
– Нет.
– Да перестань, покажешь мне город.
– Это ночью-то? Нет, мистер Джонс, это очень похоже на то, как столичный щеголь пускает пыль в глаза деревенской телке перед тем, как затащить её в стог сена.
– Как-как?
– расхохотался я.
– Да я не буду приставать. Нет, не могу сказать, что ты уродина, но я просто буду себя хорошо вести. Или ты думаешь, что не буду?
– Я думаю, что вы лжец, мистер Джонс, - мягко сказала она, устремив на меня дерзкие глаза.
– Вы вот папе сказали, что вчера весь день были за рулем, так с чего бы это вам ещё и на ночь глядя кататься? Вы говорили про Новый Орлеан да про Чикаго, а номера-то у вас нью-йоркские. Так все-таки что вы делаете в Бингстоне?
– Да я же сказал тебе, просто заехал отдохнуть.
– Это я уже слышала.
Я не знал, что и сказать. И мне стало вдруг не по себе оттого, что я почему-то испугался этой девчонки. Я стоял столбом, а потом зачем-то вытащил свой бумажник и брякнул:
– Мне сейчас заплатить за ужин...
Я осекся под её взглядом, хотя она ни слова не произнесла. Потом она сказала:
– Ах, да к черту ваши деньги! Вы что же решили, я спрашиваю, потому что боюсь, что вы сбежите от нас, не заплатив? Но может, вы и правы, крохоборство - тоже маленькое хобби жителей провинциального города. Боже, мама с папой всегда каждый центик... Сколько я себя помню, в детстве и потом, когда уже в старших классах училась, я маму почти дома не видела. Она все готовила да прибиралась в домах у белых, даже объедки нам приносила. А папа зарабатывает не хуже многих горожан.