Блейд
Шрифт:
– С вашим отцом произошла беда на службе?
– Нет-нет. Он успешно отслужил своё и ушёл на заслуженный отдых. Только однажды в его опыте было такое, что самолёт вышел из строя во время испытаний, но он смог успешно катапультироваться, только ногу повредил во время приземления, но не слишком сильно. Мне тогда было пять лет.
– Наверное, поэтому вы и боитесь. Родители для каждого человека – самое важное в мире, тем более, в детстве. Если не будет их – не будет жизни. Потому нормально, что в вашем сознании неприятный эпизод с отцом связался с опасностью полётов.
– Вы психолог? – удивлённо спросила женщина.
– Нет, –
– А вы могли бы стать отличным лекарем душ, – без тени иронии произнесла женщина. – Вы – очень отзывчивый человек. И очень проникновенный.
Она помолчала несколько мгновений, затем, вспомнив, спросила:
– А как вас зовут?
– Блейд, – представился парень.
– Подумайте об этом, Блейд, вы бы могли помочь очень многим, я в этом просто уверена.
Блейд едва заметно усмехнулся и отвёл взгляд. В памяти вспыхнули воспоминания и лица… многие лица тех, кому он помог найти покой.
– Роуз, – вновь вернувшись к женщине, поинтересовался парень, – почему же вы летите одна, если так боитесь этого?
Женщина вздохнула, чуть прикрыла глаза, улыбнулась. Было понятно, что она подумала о чём-то светлом и приятном для себя, дорогом.
– Я лечу в Германию, чтобы повидать сына. Я и сама урожденная немка, но с мужем мы сорок один год назад перебрались в Англию, в Лондон. Знаете, Блейд, на тот момент, в начале семидесятых, Берлин и Лондон так разительно отличались! Казалось бы – две столицы, а столько различий…
– У каждой страны свой стиль и свой вид, свой образ жизни и мысли, – ответил Блейд, – и столицы – лучшее отражение этого.
– Может быть, вы и правы, – вздохнула женщина. – Но, знаете, между Берлином, в котором я росла, который был подобием советского союза, и тем городом, который я увидела уже в девяностых, приехав туда с мужем, есть огромная разница. Жизнь до падения Берлинской стены и после, вообще, очень отличалась. Но вы, Блейд, наверняка этого не знаете.
– Я родился в восемьдесят пятом году, – ответил Блейд, – так что, да, я не могу помнить, какова была жизнь в разделённой стране.
– А в какой части страны родились вы: ФРГ или ГДР?
– В ФРГ. Мои родители жили в западной части Берлина.
– Мои родители тоже пытались несколько раз перебраться туда, но у них ничего не получилось. Потом, когда я выросла, я тоже хотела уехать, но познакомилась с будущим мужем и, вместо ФРГ, мы уехали в Лондон. Как сейчас помню это: на дворе тысячи девятьсот семидесятый год, мне двадцать три года. По миру начинает ходить эпидемия хиппи, все слушают Beatles и Rolling Stone, – женщина мечтательно улыбнулась, вспоминая молодость. – Помню, в тот день я надела новую летящую мини-юбку и белые балетки, а на улице, как назло, пошёл ливень. У меня сломался зонт, я пережидала непогоду на автобусной остановке, и меня облил проезжающий мимо автомобиль из лужи. Как же я расстроилась тогда… И тут ко мне подошёл он, – она вновь улыбнулась. – Обаятельный красавец с обворожительной улыбкой, от которой ёкало сердце. Он усадил меня на скамью, достал огромную упаковку салфеток и начал вытирать мои перепачканные в грязи ноги. Оказывается, именно ради салфеток он тогда и вышел из дома. Наверное, это и есть судьба… С того дня мы не расставались. Несмотря на то, что он заканчивал учёбу в лётной академии и у него было очень много работы по учёбе и практике,
Блейд сдержано кивнул. Он не знал, как реагировать на откровения женщины, на столь душевный и светлый рассказ об её жизни. Он не верил в судьбу и прочее – жизнь заставила не верить – но говорить об этом и разрушать лучистую картину мира этой милой дамы не хотелось.
– А вы, Блейд, у вас есть жена? Или девушка?
Она помолчала несколько секунд, затем добавила, чуть нервничая при этом:
– Или парень. Наверное, правильно спросить и об этом?
– Нет. У меня никого нет.
– Вы одиноки?
Блейд чуть поморщился и ответил:
– Я не люблю называть это так.
– Извините.
– Ничего, Роуз.
– Значит, – после некоторого молчания вновь заговорила женщина, – вы летите в Берлин к семье?
– Да, – ответил парень. Он смотрел вперёд, и Роуз не увидела того, что отразилось в его глазах в этот момент.
Самолёт набрал предельную скорость и, чуть подскочив, оторвался от взлётной полосы, взмывая в воздух, набирая высоту. Женщина сильнее сжала ладонь Блейда своими тонкими пальцами, случайно впившись в неё аккуратными овальными ногтями.
Губы Блейда дрогнули в ответ на эту несильную боль, но он ничего не сказал по этому поводу, продолжая держать женщину за руку и смотреть вперёд.
Когда самолёт набрал нужную высоту и выровнял своё положение в воздухе, пассажирам разрешили отстегнуть ремни и начать передвигаться по салону. Роуз ослабила хватку, но окончательно руки Блейда не отпустила.
– Вы говорили, что ваш муж учился в лётной академии, – произнёс Блейд, – он работал пилотом?
– Да, – женщина улыбнулась. – Тридцать лет пролетал. На пенсию ушёл только в пятьдесят четыре года, это считается поздно в его профессии.
– Так странно, что у вас и отец, и муж были пилотами, а вы боитесь летать…
– Да, – улыбка. – Ховард, мой муж, очень умилялся моему страху и всегда-всегда крепко держал меня за руку, когда мы куда-то летели, а он был не в кресле пилота, а в салоне.
– Он был гражданским пилотом?
– Да.
– Но, что удивительно, я никогда не боялась, что с ним что-то случится в небе, оно было его стихией. Я всегда с улыбкой смотрела вслед его взлетающему самолёту, я провожала его на каждый рейс, и точно знала, что он вернётся, потому что иначе быть не может. Я им безумно гордилась.
– Почему же он не полетел с вами сейчас? – поинтересовался Блейд.
Роуз грустно улыбнулась и прикрыла глаза, в которых отразилась светлая тоска. Она ответила:
– Потому что мой дорогой Ховард покинул меня три года тому назад.
– Соболезную.
– Спасибо, – на губах женщины вновь дрогнула грустная улыбка. – Я безумно по нему скучаю, но знаю, что пока я не в силах ничего изменить. Его срок уже вышел, а мой ещё идёт.
Роуз помолчала несколько секунд и добавила:
– Знаете, Блейд, с тех пор, как Ховарда не стало, я очень полюбила летать. Нет, я всё ещё дико боюсь этого. Но здесь, в небе, я ощущаю себя немного ближе к нему, ведь я уверена, что он на небесах. Такой, как он, просто не может попасть в иное место.