Блистательный Гильгамеш
Шрифт:
Горы становились все выше, и едва богатыри спускались с одной, как сразу начинался подъем на другую.
И вдруг содрогнулась земля и покачнулось небо. И заломило в ушах от страшного, невозможного крика. Это где-то вдали, за тучами, на невидимой пока горе крикнул Хумбаба. И крикнул снова, всею глоткой. И снова заломило в ушах от этого ужасного вопля, и снова содрогнулась земля.
— Друг мой, — сказал оробевший Энкиду слабым голосом. Ты слышишь, это кричит весь мир! У меня ослабела рука, у меня трясутся колени, я не могу сделать и шага. Друг мой, мне стыдно, но я боюсь,
— Брат мой, Энкиду, ты так бледен, словно сражен тяжелой болезнью. А это всего только крик земного чудовища. Человек подвластен богам и не смеет спорить с их волей, но земным чудовищам он не подвластен. Ты, предсказатель будущего по снам, ты, которому послушны львы, я знаю: даже бешеные быки-туры уважают твою силу и слушаются тебя. Тебе ли бояться крика этого чудища! Победи же свои страхи. И пусть вернется сила твоей руке, шагай смелее! Мы вместе войдем в этот лес. А уж если мы оба погибнем в битве с чудовищем, наши имена — твое и мое останутся навсегда.
— Гильгамеш, прости мне эту слабость. Я и сам не знаю, как поддался своему страху. Теперь я уже не боюсь. Только будь смел, но осторожен. Видишь зеленую гору, что показалась из-за последней вершины. Там — жилище Хумбабы. Позволь, я пойду впереди.
— Позволь, я пойду впереди, — проговорил Энкиду, к которому снова вернулись сила и храбрость.
И скоро герои вошли в богатырский лес из кедров, которых никогда не видели прежде — так они были могучи, столь огромны, высоки были их стволы.
В лесу этом были широкие тропы, словно прямые дороги — их протоптало чудовище.
— Но где же сам сторож? — удивился Гильгамеш. — Мы идем по его лесу, а он и не показывается.
— Друг мой, страшен не только вопль Хумбабы, страшно и его молчание. При Хумбабе всегда семь опасных духов, семь убивающих лучей. Чтобы поразить врага, кричать ему не обязательно. Достаточно молча, издалека направить лучи, и враг станет мертвым.
— Тогда мы поступим иначе, — подумав, проговорил Гильгамеш. — Ты, Энкиду, доставай топор и руби кедр, который стоит отдельно. Я же встану здесь за деревьями со всем оружием наизготовку. Мы заставим чудище нам показаться. Он захочет увидеть, кто осмелился встревожить покой его леса. А едва он покажется нам, тут уж и мы медлить не будем: сразу его поразим со всеми его лучами.
Энкиду вынул топор и подошел к кедру, который рос в стороне. После удара его топора застонали деревья. И вновь пошатнулась земля.
В рокоте, который на них обрушился, богатыри с трудом различили слова. Но и в реве урагана можно понять смысл, если ураган говорит человеческим языком.
— Кто явился в мой лес? Кто бесчестит мои деревья, кто осмелился ударить по кедру бронзовым топором? — так проревел ураган, который обрушился на героев после первого же удара.
Но в то же мгновение полыхнуло солнце и послышался другой голос — божественный, неземной:
— Подходите к Хумбабе, не бойтесь приблизиться, я вам помогу!
Это
— Вперед же, Энкиду! — прокричал Гильгамеш во всю мощь.
Но голос его в урагане показался тихим, как писк мошки.
А Энкиду, отважный Энкиду уже стоял на коленях, трясущийся от ужаса, и прикрывал голову руками.
— Хумбаба! Выходи на смертельную битву! — крикнул мужественно Гильгамеш.
И снова голос его растворился в реве урагана.
Ураган же рассмеялся страшным яростным хохотом.
— Уж не ты ли передо мной, Гильгамеш? Жалкий, трусливый человечишко, возомнивший себя героем. Я не убью тебя, нет. Я сделаю тебя своим прислужником, своим рабом. А того полускота, выросшего в степи, что пришел с тобой, я превращу в прах!
— Только сначала тебе придется с нами сразиться! — выкрикнул Гильгамеш.
И хотя ураган забивал его слова обратно в горло, Энкиду расслышал боевой крик товарища и привстав с колен, неуверенно стал поводить топором в разные стороны.
И тут же страшная сила обрушилась на героев, сбила их с ног. Гильгамеш попытался подняться, но словно гора навалилась на его тело. Все же он пересилил эту тяжесть, встал, но страшная сила снова сбила его с ног и ударила о землю.
Вокруг потемнело, могучие кедры раскачивались как травинки, весь мир стонал, ревел, и в этом реве Гильгамеш расслышал издевательские слова:
— Где же ты, трусливый царек? Ползи же ко мне скорее!
Гильгамеш снова превозмог сминающую его силу, поднялся, по лицу его текли слезы отчаяния, когда он обратил лицо к тому месту, где на небе в это время должен был проплывать солнечный Шамаш.
— Где же ты, великий бог? Помоги мне! Я всегда исполнял твои советы! Я всегда ходил по дорогам, которые ты указывал! Помоги победить это чудище!
И в тот же миг на кедровый лес обрушился новый рев. И встали ветры: великий северный ветер, ветер смерча, ветер песчаной бури, ветер горячий обжигающий все живое, ветер ливня.
Великий Шамаш, услышав молитву Гильгамеша, направил их на Хумбабу. И сразу успокоилась земля, смолк страшный гул урагана. Лишь дули ветры, со всех сторон света направленные на лесное чудовище.
— Эй, Гильгамеш, где ты!? — неожиданно слабым, испуганным голосом прокричал Хумбаба. — ветры задули мне глаза. Я не могу ступить ни вперед, ни назад! Эй, Гильгамеш, что за шутки!
Гильгамеш уже стоял во весь рост и крепко сжимал боевое оружие. Теперь он, наконец, разглядел этого стража ливанских кедров, созданного когда-то богами, чтобы запугивать все живое. Обыкновенное чудовище со звериной головой и огромной пастью, каких было немало в давние времена, стояло перед ним и беспомощно озиралось.
Энкиду, подобрав топор, который он выронил во время ужасного рева, приближался к Хумбабе сзади.
— Гильгамеш, пощади меня, я хочу жить! — прокричал Хумбаба. — Слышишь меня, Гильгамеш? Я буду твоим послушным рабом. Со мной ты станешь самым могущественным царем на земле. Я выберу сам для тебя лучшие кедры и срублю их для твоих храмов. Я выстрою тебе такие дома, каких еще люди не знают. Гильгамеш, отзовись!