Ближе, бандерлоги!
Шрифт:
— Оружия нет.
— Следовало ожидать… — проворчал Лаврик по-русски и обратился к бывшему работодателю уже по-английски: — Какая встреча, Питер, вот неожиданность! Не подскажете, как тут очутились?
Деймонд, глядя на него с затаенной враждебностью, процедил: — Я американский гражданин и политический советник президента республики. Документы, подтверждающие это, лежат в левом внутреннем кармане куртки, можете достать.
— Уписаться можно, до чего важная птица… — сказал Лаврик и улыбнулся обаятельнейше. — А дипломатическая неприкосновенность у вас найдется, Питер? Вряд ли… Нет ее, я прав? Ну вот… Подумаешь, персона — американский гражданин, советник никем не признанного президента… Что-то меня не тянет
Деймонд преспокойно ответил:
— При чем здесь я? Я и не подозревал, что у них есть оружие.
— Логично, — кивнул Лаврик. — И, в общем, непробиваемо… А насчет этого как? — он кивнул на агрегат и баллоны.
Столь же спокойно янкес ответил:
— Мне, как советнику президента, поручили наблюдать за открытием дверей. Зачем это понадобилось, представления не имею…
— Тоже неплохо, — сказал Лаврик. — Только, любезный мой, на сухом казенном языке все это именуется чуточку иначе: попытка проникновения на секретный военный объект…
— Да что вы говорите! — поднял брови Деймонд в явно наигранном удивлении. — Кто бы мог подумать… Я не владею русским, но тут вообще нет никаких надписей, гласивших бы, что это военный объект, да еще секретный. Откуда я мог знать?
Лаврик улыбнулся вовсе уж лучезарно:
— И это неплохо. Действительно, никаких надписей… Знаете, что самое забавное, Питер? Ваше положение это ничуть не облегчает, вот ведь какая штука… Просто-напросто вас придется задержать по другой статье, чисто уголовной, только и всего. Телебашня — государственная собственность. И вы сцапаны при попытке взлома помещения, являющегося государственной собственностью. То, что у вас дома закон именует «бэрглэри» — незаконное вторжение, ага… Не помню точно, как звучит та статья, которую вам прилепят, но она есть, — он словно бы сожалеючи покачал головой: — Какая все же пошлость, Питер — для человека вроде вас оказаться под следствием по чисто уголовной статье… По которой пока что пойдут и ваши ребятки — та самая попытка взлома казенного помещения, да вдобавок незаконное ношение огнестрельного оружия… Они ведь местные, а? Когда они поймут, сколько им корячиться, наверняка петь будут, как соловьи, порасскажут о вас немало интересного… да и мы с напарником можем кое-что порассказать и предъявить кое-какие пленочки. А ваша очаровательная напарница тоже не имеет дипломатического паспорта… Провал, Питер, а? Классический, звонкий, стопроцентный провал… А ваш «президент» и прочий зоопарк… Могу вам сказать по секрету, благо никто наш разговор не пишет: очень скоро с этим паноптикумом будут кончать. Так что, пока вас везут до места, подумайте как следует, какое вам поведение выбрать, когда в самое ближайшее время начнутся интересные события…
Он сделал жест — и двое морпехов, предварительно стянув Деймонду руки за спиной ремнем, повели его к лестнице. Лаврик тихонько сказал Мазуру по-английски:
— Швейную Машинку тоже уже поехали брать — и еще нескольких аборигенов, прямо замешанных в иные предосудительные дела. Посидят денек на нарах, а потом, когда все начнется, я вкупе с соседями с ними поговорю уже обстоятельно… Ну, и будем освобождать ребят? — продолжал он уже громко, по-русски. — Что-то я не вижу телекамеры, хорошо замаскирована, но они нас, несомненно, давно увидели, так что не должны нервничать, Кирилл, валяй.
Мазур шагнул к кодовому замку, потянулся пальцем к верхнему рядку стальных кнопок и проворно набрал шестизначный код — пусть даже их сейчас видели на экране, следовало удостоверить, что пришли свои. Черт его знает, лампочка там зажжется или звонок затрещит — но какой-то сигнал внутри воспоследует… И тут же набрал на нижней клавиатуре опять-таки шестизначный код, отпиравший дверь. Потянул ручку.
В небольшой прихожей стоял довольно молодой парень в штатском, держа пистолет у плеча стволом вверх.
— Да ладно тебе, — сказал Мазур, ухмыляясь. — Надир.
— Зенит, — произнес отзыв «привратник» и с видимым облегчением убрал пистолет в кобуру. — Заходите, гостями будете…
Глава двенадцатая
Крест деревянный иль чугунный…
До чего же благостно и умиротворенно было на душе, кто бы знал! При таком-то обороте дел иного и ожидать не следовало.
Лаврик, развалясь в стареньком кресле, перебирал струны раздобытой где-то гитары:
— Напрасно мирные забавы продлить пытаетесь, смеясь. Не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась. Крест деревянный иль чугунный назначен нам в грядущей мгле, не обещайте деве юной любови вечной на земле…Беззаботно пускавший дым Мазур подумал мимолетно, что автор сих виршей теперь был бы не в восторге, узнай он, что его песни прочувствованно исполняет представитель ненавидимой им ныне «имперской военщины». Что поделать, кинуло барда, как многих, в ярые перестройщики, антикоммунисты и прочие затмения сознания. Партбилет, правда, перед телекамерой, как иные, не жег (может, у него и не было партбилета), но языком намолол немало. Но в то же время, в то же время… Как быть с тем, что прежние песни у него отличные, на них в том числе выросло поколение Мазура, Лаврика и Лихобаба. Разлюбить его песни как-то не получается, ничего тут не поделаешь…
Он в который раз мысленно задал себе вопрос: а с кем бы был сейчас Высоцкий? И, как всякий раз, не мог найти ответа.
— Последний раз рыдают струны, и командир уже в седле. Не обещайте деве юной любови вечной на земле…А поскольку ничто не мешало погрузиться в давние воспоминания, они и всплыли в памяти. Выпускной класс, до экзаменов всего ничего, вечеринка у одного из компании, благо родители на выходные уехали на дачу. Мазур, признанный гитарист, выкладывается изо всех сил:
— Вслед за императором едут генералы, генералы свиты. Шрамами покрыты, славою увиты, только не убиты…Без пяти минут обладатель аттестата зрелости (так тогда именовалось свидетельство об окончании средней школы), уже твердо решивший, куда пойти учиться, Кирюха Мазур — все по тогдашней моде, битловские патлы до плеч, клеша понизу окантованы согнутыми пополам копеечными монетами (за что может достаться от милиции, если попадешься, но многие так ходят), и болгарское сухое вино в стаканах, и мини-юбки девочек…
Он выкладывался исключительно ради Танечки, в которую был тогда влюблен со всем неуклюжим пылом юности, — а она то давала надежду, то отталкивала, повзрослев, Мазур освоился с этим нехитрым набором женских ужимок, но тогда душа ухала то в отчаянную радость, то в лютую тоску. Ну да, Танечка, через пару недель, ставшая его первой женщиной (правда, Мазур, как сообразил далеко не сразу, оказался у нее не первым)… а вот теперь уже и не вспомнить, отчего они расстались, когда он уже был курсантом-первогодком. Совершенно точно помнится, что не было ни ссор, ни бурного разрыва — просто все как-то незаметно погасло, — о чем сейчас нет никаких сожалений, но в памяти сохранилось нечто ностальгически-теплое…