Ближе, бандерлоги!
Шрифт:
— Ну, еще бы. Чувствуется работа хорошего сценариста и режиссера... Кстати, еще не факт, что она работает на Лэнгли или иную аналогичную контору, каковых в Штатах штук семнадцать. У госдепартамента давненько уж есть собственная разведслужба, сам знаешь, так что девочка могла просто-напросто перейти из одного отдела госдепа в другой... а то и обосноваться там с самого начала. Вот такая идейная девочка... Но есть гораздо более интересная фигура. Если все пройдет по расчетам и ты туда врастешь, обязательно с ним столкнешься...
Он вынул кассету и вставил новую, где на этикетке значилось «Питер». Оператор, сразу стало ясно, снимал какой-то очередной митинг Фронта: добротная трибуна, явно рассчитанная не на одно массовое мероприятие, украшенная щитом со старым гербом и триколорами, стоящая перед ней цепочка «Железных соколов», с дюжину человек на трибуне, оратор у микрофона...
Председатель Фронта, по точной информации, намеченный в президенты независимой республики. Импозантен, статен, легкая, проседь на висках, аккуратно подстриженная бородка, очки в тонкой золотой оправе. Сын субъекта, при немцах служившего в оккупационной администрации и отсидевшего за это приличный срок. При советской власти — вроде бы благонамеренный кандидат каких-то там околовсяческих наук, член КПСС — и, согласно злобным инсинуациям тех газет, которые принято именовать «красно-коричневыми», вдобавок еще и долголетний информатор КГБ по кличке «Профессор». Говорил он непринужденно, гладко, грамотно: спокойно, ровно, мягко, как и надлежит истому интеллигенту, без всяких дерганий тушкой, жестикуляции и громкоголосья. Будто лекцию студентам читал. Мазур не понимал ни слова — но порой улавливал уже знакомое «совиетас диктатурас» и еще парочку подобных оборотов, каких насмотрелся на плакатах. Безукоризненный костюм, тщательно повязанный галстук — душка-политик, спасу нет, европеец — уписаться можно...
Оператор взял крупный план, камера медленно прошлась слева, направо по стоящим на трибуне. Ага, вот и красотка Беатрис — по правую руку от вождя и лидера, всего через одного человека от него. Иерархия у них в таких случаях, Лаврик говорил, в точности такая, как в родимом Политбюро, так что место, которое она занимает, кое о чем говорит. Ближняя боярыня, ага.
Камера переместила взор на кучку людей, стоявших справа у трибуны, — тут и штатские при галстуках, и субъекты в разнообразных мундирах, которые они себе давно понашили, и «Железные соколы», и Департамент охраны края, и еще какая-то непонятная пара-тройка разновидностей. Судя по обилию золотых цацек на погонах и петлицах, по шитью на мундирах — паханы...
Лаврик нажал кнопку, остановив пленку. Физиономия одного из штатских во весь экран. Сказал, не оборачиваясь к Мазуру:
— Весь остальной зоопарк нас сейчас интересовать не должен. А вот к этому типу присмотрись, как следует. Тут еще фотографии, держи...
Мазур старательно присмотрелся. Широкоплечий мужик в безукоризненном костюме, лет на пять постарше его самого, лицо, пожалуй что, человека серьезного и волевого, должен нравиться женщинам — и гораздо уместнее смотрелся бы в военной форме.
— Вот это и есть на сегодняшний день самая интересная персона, — сказал Лаврик. — Питер Деймонд, американец, как и прелестная Беатриче, но, в отличие от нее, никаких официальных постов в Национальном Фронте не занимает — просто-напросто, будучи по профессии социологом, усердно изучает происходящие в республике процессы, даже книгу вроде бы собирается писать. К Лидеру вхож в любое время дня и ночи, отношения самые сердечные, а с Беатрис еще и постельные — что, впрочем, к нашим играм не имеет особого отношения... Что ты ухмыльнулся?
— Вспомнил один шпионский роман, — сказал Мазур. — Там куча американских шпионов притворялась как раз социологами. Впрочем, наш разведчик, то бишь болгарский — тоже.
— Ну да, я тоже читал, — сказал Лаврик. — Все правильно. Социолог — неплохая крыша, ничем не хуже репортера. Как я для себя уяснил, дисциплина довольно туманная — перед несведущими можно нести любую ахинею, изучив пару-тройку книжек... что герой романа, как я помню, и делал. Ты ж понимаешь, я не зря тебе именно его показываю...
— Ясен пень, — сказал Мазур. — Агент?
— Вот именно. Эта парочка, он и Беатриче, крутит давно известную и, в общем, заигранную комбинацию: девочка светится политическим советником, торчит на переднем плане на митингах, как ты сам только что видел — а то и сама выступает, и у нее неплохо получается — собирает пресс-конференции, работает с журналистами, обеспечивает встречи патрона с импортными политиканами — крупные фигуры, конечно, сюда не ездят, соблюдают приличия, как-никак здесь все еще Советский Союз, — а вот всевозможные парламентарии заглядывают чаще... Одним словом, на виду, как манекенщица. А вот мистер социолог никаких постов не занимает и никакой, так сказать, общественной деятельности не ведет — Но крутится, как швейная машинка, с «Железными соколами», с Департаментом охраны края, с их спецслужбой, которую они лихорадочными темпами создают, но названия пока что не придумали. Комитетские его давно водят. Говорят, что именно он стоит не за одним митингом или какой-нибудь шумной провокацией — но, кроме этого, есть что-то еще, пока не зафиксированное и не расшифрованное. Но оно есть...
В отличие от девочки, совершенно не светится, сплошь и рядом болтается по городу не в шикарном клифте, а одетый простецки, вроде нас с тобой. Неплохо обучен уходить от наружного наблюдения, что иногда и проделывает, хоть и не часто.
— Резидент? — спросил Мазур.
— Крайне сомнительно, — сказал Лаврик. — Во-первых, резидент всегда ведет себя гораздо степеннее. Координирует, принимает информацию, ставит задачи и тому подобное. Большую часть времени сидит сиднем и шевелит мозгами. А этот тип, судя по поведению — классический полевой агент. Что это ты так понятливо кивнул головушкой? В мозгах моментально всплыло: «Ага, ЦРУ»?
— А что, нет?
Лаврик вздохнул:
— В том-то и оно, что начинается сплошная «Алиса в стране чудес»...
— В смысле?
— В смысле цитат. «Все страньше и страньше». Чертовски подходит к ситуации. Потому что к ЦРУ этот тип не имеет никакого отношения. Есть тут парочка уже засвеченных цэрэушников... И наверняка сыщутся и незасвеченные пока, но речь не о том. Времени было достаточно, и родное мое начальство обратилось к кое-каким смежникам, которые лучше нас знают закордонные чисто сухопутные дела. Смежники, что интересно, кое-что полезное относительно быстро накопали. Так вот, ниточка ведет в АНБ. Стопроцентной гарантии, как часто бывает, никто не дает, но, как написано в одной казенной бумаге, есть «огромная доля вероятности», что этот красавчик как раз из АНБ. Процентов этак на девяносто. Прочитав сию бумагу, я понял, что ни черта не понимаю. Ты наверняка, тоже?
— Вот именно, — сказал Мазур. — Ни черта не понимаю. Ему-то что делать там, где поляна ЦРУ или разведки госдепа?
Агентство Национальной Безопасности, уж он-то прекрасно знал, занималось исключительно радиоэлектронной разведкой — во всех ее видах, какие только существуют. А если уж вело агентурную работу, то опять-таки исключительно по тем делам, что касались их основного занятия...
— Вот именно, — сказал Лаврик. — Орелику из АНБ тут просто нечего делать. Ни разу не замечен в попытках заняться тем, что является сферой интересов его конторы. Зато по уши увяз в деятельности, гораздо более подходящей цэрэушнику, госдеповцу или сотрудникам еще парочки контор. Но не АНБ.