Ближе, бандерлоги!
Шрифт:
— А ошибиться смежники не могли?
— Начальство меня заверяет, что не могли. Они точно так же тихонько сатанеют от непонимания ситуации. Как все, кто с ней знаком. Раньше такого не бывало. Нельзя же всерьез говорить, что в ЦРУ и разведке госдепа вдруг настал столь жуткий кадровый голод, что они занимают людей у других ведомств, работающих совсем по другому профилю... А он пока что, повторяю, за три месяца не замечен ни в чем, что можно было бы связать с интересами АНБ...
Мазур фыркнул:
— И наверху что, думают, будто я эту загадку быстренько раскушу?
— Вряд ли, — серьезно сказал Лаврик. — Мне далеко
— Но как именно меня туда собираются внедрять, ты ведь должен знать? — сказал Мазур. — Наверняка тебе этим и заниматься.
— Ну да, — сказал Лаврик. — А для чего ж я тут? Я сейчас — твое обеспечивающее судно...
— По-моему, самое время рассказать?
— А тебе самому что фантазия подсказывает? — прищурился Лаврик. — Времени у нас достаточно, можно малость язык почесать...
— А черт его знает, — сказал Мазур, старательно напрягая фантазию без особых достижений. — Сам признаешь, что я не разведчик. Разве что книжные и киношные штампы в голову лезут. Скажем, я туда заявляюсь с рекомендательным письмом... но для фрилансера это как-то не очень и подходит. Или я ее в темном переулке спасаю от хулиганов... но она ведь наверняка пешком не ходит, тем более по темным переулкам.
— Ну конечно, — сказал Лаврик. — Дама как-никак, политический советник будущего президента... На черной «Волге» рассекает в хорошем обкомовском стиле. Забавно, но эти долбаные антикоммунисты немало чисто внешнего от партийцев как раз и переняли...
— Ну, тогда мне и сказать больше нечего, — сказал Мазур. — Излагай уж ты, что там у вас придумали.
Лаврик сказал словно бы задумчиво:
— Ты знаешь, лично мне с контрразведывательной точки зрения всегда казалась крайне подозрительной сказочка о рыцаре, принцессе и драконе. Ну, где дракон коварно держит принцессу у себя в пещере в плену, а потом галопом прилетает отважный рыцарь, сносит дракону все головы, сколько их там есть, и освобождает прекрасную пленницу...
— А что тут подозрительного? — с искренним удивлением спросись Мазур.
— Да все, — сказал Лаврик. — Ну вот за каким чертом дракону вообще держать принцессу у себя в плену? Жрать он ее не жрет... Сексуальные утехи наверняка невозможны, если только он не умеет человеком оборачиваться. Нигде ни разу не говорилось, чтобы дракон требовал выкупа у папаши-короля или, как нынешние террористы, какие-нибудь политические требования выдвигал. А ведь о ней, получается, еще и заботиться нужно, кормить-поить да вдобавок караулить постоянно — нигде не говорится, что она сидит на цепи — просто в пещере. Мотива у дракона и категорически не просматривается, как ни ломай голову.
— А версии у тебя есть? — хмыкнул Мазур.
— Сыщутся, — серьезно сказал Лаврик. — По моему глубокому убеждению, дракона кто-то попросту хотел убрать. То ли его клад хотели захапать — драконы порой, как утверждается, нехилые клады у себя собирали. То ли какая-то тогдашняя хитрая большая политика. Вот и подослали ликвидатора. А общественному мнению, если оно там уже тогда имелось, подсунули убедительный мотив: как же, этот гад чешуйчатый принцессу
Глава четвертая
Принцесса, рыцарь и драконы
Улочка была тихая — собственно, даже и не улочка, а довольно длинный проезд меж двух высоких бетонных стен каких-то заводов. С обеих сторон стены были украшены разноцветной росписью: разноязычные надписи, лозунги, эмблемы и Фронта и польского Союза Сопротивления. Надписи, естественно, на двух языках — местном и польском, на русском не было ни одной.
Трое крепких ребят в джинсах и куртках, сразу видно, взялись восполнить этот пробел. Один, вооруженный банкой с красной краской и кисточкой, медленно передвигаясь вдоль стены, старательно, без лишней суеты и спешки выводил полуметровыми буквами ЛЕНИН ЖИЛ, ЛЕНИН ЖИВ, ЛЕ... Двое других выполняли функции охраны — стояли лицом к проезжей части, бдительно озираясь...
Зря пока что тревожились. Прохожих практически не было. За все время, что парни писали, а Мазур их неторопливо фотографировал, по тротуару прошла одна-единственная дамочка предпенсионного возраста в шубе из искусственного меха и с обесцвеченными локонами. Судя по выражению лица, когда она узрела надпись, тетушка была именно что из сторонниц Фронта — но, как и следовало ожидать, трезво оценивала свои силы, в одиночку с тремя крепкими ребятами связываться не рискнула. Поджав губы в ниточку, забрав подбородок, всем видом выражая презрение и неодобрение, побыстрее простучала каблучками мимо рисовальщика и его друзей.
Перейдя на пару шагов вправо, Мазур сделал еще парочку снимков. Никакого особого волнения он не чувствовал — видывали виды и посерьезнее...
Один из караульщиков вдруг встрепенулся, оттянул левой рукой борт куртки и склонился к нему ухом. Тут же выпрямился. Мазур опустил фотоаппарат. Встретившись с ним взглядом, парень кивнул. Потом коротко свистнул, рисовальщик поставил банку под забор, положил поперек кисточку — и все трое целеустремленно, как торпеды, кинулись на Мазура. Услышав, как справа приближается звук автомобильного мотора, он опустил фотоаппарат на грудь и принял некое подобие боксерской стойки. Началась махаловка...
Не везло ему супротив троих... После удара под коленную чашечку рухнул в липкую слякоть, и тут же второй обжигающий удар пришелся аккурат по правой брови, он ощутил кровь. Рядом взвизгнули тормоза, слышно было, как распахнулась дверца, и мужской голос рявкнул что-то на местном, Тут Мазур, прикрывавший обеими руками фотоаппарат, зажмурив левый глаз — кровь уже натекла на бровь — что есть мочи заорал по-английски, как и пристало австралийцу:
— Помогите! Полиция!
Что-то громко крикнула женщина на том же, насквозь незнакомом местном языке, ее поддержали два мужских голоса, и послышался удаляющийся топот ног — «рисовальщики» улепетывали со всех ног. Незадачливый фрилансер был спасен.