Ближе, бандерлоги!
Шрифт:
— Что-то ты очень уж уверенно...
— Да понимаешь, какая штука... — ухмыльнулся Лаврик. — У них был доверенный фотограф из местных. Конечно, никаких таких особенно серьезных дел — переснимать документы из сейфа командира здешней военно-морской базы его бы не послали... Однако случаются у «нациков» съемочки, которые лучше поручать надежным, доверенным людям. Иногда какая-нибудь мелкая пакость. Буквально пару недель назад в одной вполне респектабельной, но, конечно же, демократической теперь газетке появился снимок из Минска. Стоят себе люди, одеты крайне убого, с мешками-рюкзаками, в этаком напряженном ожидании. И текст тут же поганенький: дескать, довела минчан Советская власть, вон они какие запуганные и чуть ли не оборванные, в тягостных заботах о будущем. Только одну ошибочку допустил тот поганец, что снимал: оставил на заднем плане парочку домов на противоположной
— Под автобус попал? — хмыкнул Мазур. Или — белая горячка?
Лаврик усмехнулся во весь рот:
— Да ничего подобного. Все посерьезнее. Его нынче утром ребята Плынника повязали, как пучок редиски. Рутинная проверка: документы посмотреть, машину обыскать. И сыскался у него в бардачке «вальтерок» той модификации, которую когда-то гестаповцы таскали. Знаешь, этот, с коротким дулом? Ну вот, он самый. Судя по маркировке, производства гитлеровских времен, но ухоженный, с полной обоймой, эксперты его моментально признали вполне исправным. Да нет, зуб даю, не подбрасывали. Его собственная пушечка. Про нее и раньше знали, но не связывались, чтобы дерьмо лишний раз не воняло. На фоне того, что тут творится, — мелкая шалость. А тут вот связались... Какие бы тут акты о независимости ни принимались пачками, пока что действуют советские законы и советский Уголовный кодекс. Незаконное хранение огнестрельного оружия — это тебе не переход улицы в неположенном месте. «Нацики» засуетились, заорали и забегали по инстанциям, но на Плынника где сядешь, там и слезешь. Да и в здешней прокуратуре есть здоровые силы. Так что сидеть ему и сидеть, следствие затянется... А «нацики» остались без придворного художника. В таких условиях есть большой шанс для австралийского фрилансера, жадного до денег, идеалами и моралью не обремененного...
— Надо же, какое совпадение, — ухмыльнулся Мазур.
Лаврик наставительно поднял палец:
— Хорошо организованное совпадение — великая вещь. Сколько лет вам толкую: дядя Лаврик для того и существует на белом свете, чтобы максимально облегчать вам работу в меру своих скромных силенок и невеликого умишка. А вы не всегда и верите в эту нехитрую истину...
— Да верю я, верю... — проворчал Мазур.
— Что ты им обо мне говорил?
— Согласно твоим же наставлениям, — сказал Мазур. — Этакий негр-носильщик при белом сахибе, подай-принеси, за пивом сбегай, посылку отправь. Мелкая шестерка на жалованье. Они к тебе после этого не проявили ни малейшего интереса.
— Вот и прекрасно, — удовлетворенно сказал Лаврик. — Наша с тобой карма давно известна. Ты красиво лиходействуешь на переднем плане, принцесс в койку заманиваешь, а я, чем ничуть не удручен, наоборот, предпочитаю шмыгать по углам неприметной серой мышкой... Что-то еще?
— Я сказал Питеру, что завтра весь день буду валяться в номере. Все равно завтра суббота, ничего интересного вроде бы не предвидится, так что на еврейский манер устрою себе шаббат. Авось позвонит все же... Ну, и последнее. Касательно Беатрис. Был момент, когда «социолог» отвернулся, вон ту картинку пошел рассматривать, должно быть, по причине тонкой художественной натуры... Тут-то она меня обдала таким откровенным и недвусмысленным взглядом... В глазах во-от такими буквами стояло «ПРЕДЛАГАЮСЬ».
— Так это же замечательно, — сказал Лаврик. — Ухаживать не придется, лишнее время тратить... Чего-то в этом роде я и ожидал не из дьявольской проницательности, а оттого, что смежники, когда ее разрабатывали, постарались на совесть... а может, и не они старались, а у них там вульгарно притаился «крот»... Ну, это их дела, чего нам лезть? Короче говоря, коли уж намечается тесное общение, тебе надо о ней знать побольше. Если сформулировать кратко, та еще шлюха. У людей бывают самые разные хобби — ну, у нее вот такое. Самое пикантное, что к радостям любви ее приобщил не кто иной, как родной папаша — когда была уже не тростиночкой, а вполне сексапильной старшеклассницей. Бывает, и не только в Штатах... Непохоже, что она испытала
Мазур усмехнулся:
— А если социолог мне морду набьет? То есть попытается, не дам я себе морду набить но делу-то во вред...
— Ну, ты как дите малое. Баб не знаешь? Эта стервочка конспирацию блюсти умеет. По точным данным, пока она здесь, социологом коллекция не ограничилась. Или шуткуешь?
— Да шуткую, конечно, — сказал Мазур. — А если серьезно, меня другое беспокоит: а что, если все только и ограничится... — и он простыми русскими словами добавил, чем. — Мне, конечно, будет не так уж плохо, но для дела-то никакого толку.
— Не умирай прежде смерти, — также серьезно ответил Лаврик. — В любом случае, у тебя будут все шансы туда врасти. Пусть даже у них есть дублер для спалившегося «придворного художника», уж такие мальчики, как мы с тобой, смогут ситуацию использовать. Не может так быть, чтобы мы совсем никакой пользы не извлекли. Так что сосредоточься пока на одном: покажи ей, что такое гвардия, благородный Румата...
...Звонок раздался вскоре после одиннадцати утра. Мазур, конечно, не валялся в постели — сидел у столика с телефоном и смотрел телевизор. На всякий случай — вдруг звонил не Лаврик, а кто-то другой — он снял трубку только на пятом гудке: чтобы у звонящего не создалось впечатления, будто австралиец сидит возле телефона в жутком нетерпении и срывает трубку моментально...
— Джонни? — с радостью услышал он голос Деймонда.
— Он самый, — сказал Мазур. — Пит?
— Он самый, — довольно веселым тоном сказал «социолог». — Вы, помнится, вчера говорили, что будете весь день в номере? Вот я и позволил себе нагрянуть без предупреждения, вряд ли у вас есть дела. Я звоню снизу, от портье.
— Поднимайтесь, — сказал Мазур, ничем не выдав форменного ликования (не просто позвонил, а уже приперся, что позволяет питать надежды). — Скука и в самом деле жуткая, рад буду видеть.
Не прошло и минуты, как в дверь деликатно постучали, и Мазур с неподдельным радушием на лице впустил Деймонда. Повесив куртку в гардероб (американец был одет обыденно, без шитого по мерке костюма и галстука), гость достал из внутреннего кармана бутылку, подбросил в руке:
— Нужно же вам отплатить за вчерашний нектар. Выдержка, конечно, вашему уступает, но сорт неплохой, канадский, новая марка, только что пошла в продажу. Мне прислали с оказией друзья из Штатов. На кленовом сиропе. Канадцы обожают пихать свой кленовый сироп куда только возможно... но я уже пробовал, неплохая штука. Знаете, я сегодня намерен, как выражаются русские... — он не без напряга выговорил: — Усьидьеть путилошку, — и увидев на лице Мазура вполне уместное для австралийца непонимание, пояснил: — То есть прикончить бутылочку до дна. Там какая-то игра слов, мне непонятная, я русского не знаю, но они именно это выражение частенько употребляли. Вы как?
— Присоединяюсь, — сказал Мазур. — Сегодня все равно делать нечего да и завтра тоже... Я сейчас закажу закуску...
— Минуточку. Вы не против, если мы обставим все по-здешнему? — безмятежно улыбнулся американец.
— Это как?
— С малой толикой льда и содовой, но обильной закуской. Я здесь два месяца, поневоле привык к местным обычаям. Между нами говоря, здешние искатели независимости себя упорно числят среди цивилизованных европейских народов, но пьют и закусывают совершенно как русские — с обильной закуской и не особенно утруждая себя льдом-содовой. Бедная моя печень... Чтобы поддерживать хорошие отношения, с ними, как и с русскими, все время приходится пить, на их, естественно, манер, если только это не какой-то официальный прием. Я уже научился.