Ближе к истине. О «Принципах трансформации ума» Атиши
Шрифт:
Отбрось свой ум, который продолжает сравнивать в терминах количества. Подними уровень своего сознания немного выше и начни мыслить о качестве – и тогда проблем не будет.
Кришнамурти делает то, что он умеет делать лучше всего. Мне бы не хотелось, чтобы он стал оркестром, нет. В результате мир стал бы беднее. Пусть он продолжает делать то, что делает; это придает жизни колорит, разнообразие.
Я не могу стать флейтистом, исполняющим соло, – не потому, что это не прекрасно; просто это не мой путь. Мне нравится быть оркестром. Мне бы хотелось, чтобы вместе со мной играли Атиша, Бахуддин, Кабир, Нанак, Лао-цзы, Заратустра и еще
Таков мой путь. Нет ни более высокого, ни более низкого. После того, как вы просветлели, нет ни более высокого, ни более низкого; просто не может быть. Если цветок лотоса станет просветленным, он будет цветком лотоса. Если роза станет просветленной, она будет розой. У них обоих будет одно и то же качество просветления, но роза останется розой, а лотос останется лотосом.
Ты спрашиваешь у меня: «Ты сказал, что просветление всегда бывает целостным и никогда не бывает частичным».
Да, оно никогда не бывает частичным. И Кришнамурти – не частичный игрок на флейте. Он целостный флейтист, он полностью, целиком присутствует в своем действии. Кришнамурти утверждает, что ему повезло, что он не читал Веды, Библию, Коран, Упанишады, Дао Де Цзин. Почему? – потому что они могли бы что-то нарушить в нем, могли бы оставить после себя какие-то следы, могли бы стать частью его существа. Он хочет быть просто самим собой, в абсолютной чистоте.
Мой подход совершенно иной. Мне бы хотелось принять у себя настолько большую компанию просветленных людей, насколько это возможно. Это непростая компания, потому что все они очень разные люди; быть для них радушным хозяином – беспокойное занятие. Но мне это нравится. Чем беспокойнее, тем больше мне это нравится. Это замечательный вызов. Вы не можете понять, насколько это трудно, когда вместе с вами живут Будда, Махавира, Магомет и Моисей. Махавира стоит обнаженный, а Будде это совершенно не нравится. А Махавира недоволен тем, что Будда не обнажен. Позволить всем этим людям жить вместе с вами – это великий вызов.
Кришнамурти живет один. У него есть свой собственный вызов, но это не мой выбор. Я не утверждаю, что мой выбор должен быть его выбором; я не говорю, что он должен делать то, что делаю я. Я полностью счастлив, делая свое дело, и полностью счастлив, что он делает свое.
Многие люди задавали мне вопросы, говоря, что раз я так много рассказываю об умерших мастерах, то почему бы мне иногда не высказываться о живом мастере?
Пусть Кришнамурти умрет; тогда я буду говорить о нем. Этому есть причина. Я знаю, насколько трудно удержать вместе такое множество даже умерших мастеров; однако, имея дело с умершими мастерами, справиться можно – если я скажу Махавире, чтобы он отошел в этот угол, ему придется оставаться в этом углу. Но живой мастер не будет вас слушать; он начнет вмешиваться, начнет спорить. А мне иногда тоже нужно немного поспать.
Ты спрашиваешь: «Разве просветленный не получает доступ ко всем знаниям?»
Просветление не имеет абсолютно ничего общего со знаниями. У просветленного нет доступа к знаниям. Да, у него есть полный доступ к невинности – и Кришнамурти играет на своей флейте так же невинно, как и я вместе со своим оркестром. Это не вопрос знаний, это вопрос мудрости. Мудрость – это совершенно другое явление: мудрость – это невинность. Вы можете даже назвать ее невежеством, это подойдет; но, пожалуйста, не называйте ее знаниями. Она ближе к невежеству, чем к знаниям.
О Сократе рассказывают, что незадолго до смерти тот сказал: «Я знаю лишь одно – то, что я ничего не знаю». Это просветление – знать лишь одно, то, что «Я ничего не знаю». В тот момент, когда исчезают все знания, исчезает эго, исчезает личность, разделение между вами и Существованием тоже исчезает. Вы снова становитесь чистыми, незагрязненными, едиными с Целым.
И ты также спрашиваешь: «Почему же тогда у Кришнамурти тоннельное ви «дение?»
Об этом ты должен спросить у Кришнамурти, не у меня. Это не мое дело. Ему это нравится, это то, как он вырос. В течение столетий, многие, многие жизни он двигался к тоннельному видению. И в тоннельном видении есть своя собственная красота, поскольку, что бы вы ни видели, вы видите это очень ясно, так как ваши глаза сфокусированы.
Отсюда эта ясность, присущая Кришнамурти. Никто никогда не был настолько ясным, настолько кристально ясным. Никто никогда не был настолько логичным, настолько рациональным; никто никогда не был настолько аналитичным. Глубина, с которой он проникает в вещи и их подробности, просто невероятна. Но это часть его тоннельного видения. Вы не можете обладать всем, запомните это. Если вы хотите ясности, вам понадобится тоннельное видение; вам придется все больше и больше сосредотачиваться на все меньшем и меньшем.
Именно таково определение науки: «Знание все большего и большего о все меньшем и меньшем». И если наука когда-нибудь достигнет своей конечной цели, мы должны будем сказать: «Знание всего ни о чем». Лишь таким может быть логическое заключение о знании все большего и большего о все меньшем и меньшем. Куда это ведет? Это ведет к точке, в которой вы знаете все ни о чем.
Наука – это тоннельное видение. Кришнамурти – это научная индивидуальность, очень научная. Именно поэтому он привлекает тех, кто любит анализ, анатомирование, кто любит входить в мельчайшие подробности. Он – точная противоположность Лао-цзы. Лао-цзы говорит: «Всем все кажется таким ясным; один лишь я в замешательстве».
Так скажет человек, обладающий качеством Лао-цзы, человек предельного просветления: «Всем все кажется таким ясным – кроме меня. Я в таком замешательстве, в моей голове такая путаница, что я не знаю, что есть что. Все идут с такой уверенностью, а я колеблюсь на каждом шагу. Все идут так прямо, не глядя по сторонам. А я иду подобно человеку, зимой переходящему через поток с ледяной водой».
Лао-цзы – точная противоположность Кришнамурти. У него нет тоннельного видения. Его видение настолько широко, настолько развернуто, что не может быть очень ясным. Оно неизбежно будет смутным, туманным, но и в этом есть своя собственная красота. В том, что говорит Кришнамурти, есть логика. В том, что говорит Лао-цзы, есть поэзия.
Мое видение даже еще шире, чем у Лао-цзы. Во мне содержатся и Лао-цзы, и многие другие. Очевидно, что Лао-цзы не мог содержать в себе меня. Прошло двадцать пять веков, за эти двадцать пять веков на Земле появились великие просветленные. Я заявляю свои права на все это наследство; до меня этих прав никто никогда не заявлял.
Лао-цзы никогда не слышал о Кришне, Лао-цзы никогда не слышал о Патанджали. Патанджали никогда не слышал о Лао-цзы, Чжуан-цзы или Ли-цзы. Будда ничего не знал о Заратустре или Моисее.