Ближе некуда
Шрифт:
Он не успел ничего ответить. Дверь в дом распахнулась так резко, что едва не вылетела с петель. Я подскочила на кровати, услышав голос Васи — он прерывался от волнения.
— Одн-на! — закричал он. — Одн-на, ты спишь?
Я отодвинула ширму. Лицо парня было красным от мороза, глаза горели от возбуждения. Вася размахивал листком бумаги, на котором что-то было написано.
— Пой, Одн-на, пой! У тебя настоящий праздник!
— Во-первых, прекрати кри… — начал Трайн, но сын оборвал его:
— Отец, — заговорил он возбужденно, — отец. Мы нашли ее! Сейчас из
Боря подал бумагу Трайну, тот почти вырвал ее из его рук. Пробежав ее глазами, он изменился в лице и посмотрел на меня взглядом, в котором ясно читалось разочарование.
— Одн-на, я же говорил, что все будет хорошо, — Вася подскочил ко мне и схватил меня за руки, широко улыбаясь. — Готовься к встрече! Причесывай волосы, умывай лицо! Сюда едет твоя мама!
ГЛАВА 20
Женщина, обнимающая меня за плечи, называла меня своей дочерью. Она склонила мне на грудь свою темноволосую голову и безудержно рыдала, а я гладила ее по спине и говорила, что все будет хорошо. Я не знала, что именно будет хорошо, и не знала, почему я говорю это совершенно незнакомой женщине, но, по крайней мере, я делала правильные вещи.
Трайн оставил нас одних, и теперь в комнате, кроме треска угля в печи, слышались только всхлипы. Нас было трое, и из этих троих только я, похоже, не понимала, что происходит.
— Я рада, что ты решилась подать о себе весть, Одн-на, — сказала женщина, пришедшая с моей матерью. Ее серые глаза смотрели на меня приветливо и ласково. — Мы искали тебя почти лунокруг, и почти потеряли надежду.
— Вы искали меня?
При этих словах плачущая женщина подняла голову и посмотрела мне прямо в лицо.
— Дочка, неужели ты думала, что мы не пытались спасти тебя?
— Спасти?
Я ничего не понимала.
— Одн-на, тебе необходимо как можно быстрее вернуться с нами в деревню и рассказать, все, как было, — сказала сероглазая женщина. — Ты помнишь, кто утащил тебя в запретные земли?
Я мотнула головой.
— Я… мне кажется, вы ошибаетесь. Я… вы ведь знаете, что я прибыла из другого мира, да?
— Знаем, — кивнули они обе.
Моя мать отстранилась и посмотрела мне в глаза взглядом, в котором только слепой не увидел бы любви. Ее губы растянулись в улыбке, когда она протянула руку и нащупала мои пальцы.
— Детка, все из нашей семьи умеют переходить. Ты еще с детского возраста это умела, как и другие. Милая, все хорошо, мы понимаем, что ты можешь ничего не помнить о происшедшем.
Я помолчала. Сероглазая женщина смотрела на меня испытующим взглядом, мама, похоже, ждала каких-то слов.
— Расскажи нам, что ты знаешь, — ободряюще посоветовала мать.
Я вздохнула. Рассказывать было почти нечего.
— Я прибыла из мира, который называется Земля. Я родилась и выросла там, и мои родители, — я посмотрела на женщину рядом, — извините, но мои родители тоже живут там. Меня зовут Нина, и я не ваша дочь.
К моему удивлению, они обе совершенно спокойно отнеслись к моему признанию. Склонив голову набок, сероглазая женщина сказала:
— Значит, ты не помнишь. Я же говорила
Колокольный звон в голове заглушил ее остальные слова. Я услышала имя, которое уже знала, и слова, сказанные так давно — казалось, вечность назад, всплыли в голове так четко, словно их произносили здесь и сейчас. Я словно перенеслась в другое время и другое место, увидела совсем близко бутылочно-зеленые глаза Лакса и услышала его насмешливый голос, задающий мне бессмысленные, как тогда казалось, вопросы.
— Да брось. Неужели ты не помнишь Лиру? Снежный мир? Терна?
— Кого?
— Меня. Меня и себя, Однна.
И другие его слова, которые я должна была вспомнить раньше.
«Только в Снежном мире аниморфов называют Притворщиками — потому что они родом оттуда».
Я схватилась рукой за сердце, понимая, что схожу с ума. Лакс говорил о Ли-ре. Лакс говорил обо мне, называя мое имя, называя это имя. Я посмотрела на сероглазую женщину, сидящую напротив меня, и только сейчас поняла, что по моему лицу текут слезы.
— Ли-ра, — сказала я. — Моя бедная Ли-ра.
Она протянула ко мне руки, и я упала в ее объятья, плача как маленький ребенок.
Я вспомнила ее. Своего лучшего друга, женщину, которая была рядом с моей матерью, когда она произвела меня на свет. Я помнила ее теплые руки, помнила, как она учила меня доить коров, помнила, как еще в начале бесконечной зимы, длящейся в этом мире почти целую человеческую жизнь, мы с ней бегали на лыжах к запретным лесам, где собирали хвою и дрова для печи. Ее мужа и дочь убили в ту же ночь, что и меня. Я видела их в своих кошмарах, видела его тело, объятое пламенем, и тело девочки, окутанное кровавой пеленой. Вся семья Ли-ры погибла в ту ночь. Я знала это. Я это видела.
— Я помню только тебя, Ли-ра, — сказала я, вытирая слезы рукавом рубашки. — Но как такое может быть? Почему я считаю, что мои родители живут на другой планете?
— Это все из-за того, что ты была на краю смерти, — сказала грустно моя мать. — Прости нас, детка. Мы не могли помочь тебе. Не могли.
Она, казалось, совсем не обиделась из-за того, что я ее не помню. Так же ласково улыбалась, так же ласково гладила меня по волосам, пока я плакала.
— Я очень счастлива, что нашла тебя, доченька. Ты вспомнишь все, я в этом уверена. Ли-ра поможет тебе.
В этом я была уверена. Мои обрывочные воспоминания говорили о том, что Ли-ра может все, или почти все. И я знала совершенно точно, что ей под силу воскресить мою память, чтобы я смогла, наконец, разобраться во всей той чертовщине, что творится со мной.
— Ты поедешь с нами, — сказала Ли-ра. — Я хотела бы забрать тебя как можно скорее. В деревне переполох из-за вести о тебе. Все тебя очень ждут.
— Сколько времени прошло с того момента, как я…
— Пропала? Почти маленький лунокруг.