Ближнего твоего
Шрифт:
Ответил ему Шимон. Не то, чтобы Бар-Йосеф слишком ему импонировал, но для его защиты требовалось больше изощрять свой ум, что и определило сейчас его позицию:
– А ты возьмешься утверждать, что это не так? Если святость - это выполнение Закона, то тут, пожалуй, Бар-Йосефа не упрекнешь.
– Так ты слушай!
– Борух сделал движение встать, но раздумал и только приподнялся на локте.
– Сегодня Мойша назвал его Бар-Йосефом, а он Мойше влепил: "Я не сын Йосефа, я - сын Бога".
Борух не получил ожидаемого эффекта от своих слов. В первую очередь потому, что Шимон знал
– Если вдуматься, то мы все - сыновья Бога.
– Некоторые - дочери.
– Как раз на этих словах в комнату вошла Хава Яффа, похожая, верно, на свою тезку прародительницу Хаву: безукоризненно красивая, но без капли женственности в жестах и мимике. То ли, выйдя за Боруха, не нуждалась больше в смущенных улыбках и томных взорах, то ли, скорее, с детства не имела рядом примера для подражания.
– Как сказал бы Бар-Йосеф, - со смехом сообщил Хаве Шимон, - то, что ты вошла именно в эту минуту, - не случайно.
– Ай, для него все не случайно, - отмахнулась Хава. Борух, пошли обедать. Шимон, есть будешь?
– Да нет, спасибо, - отрицательно качнул головой Шимон, умоляя голодными глазами позвать его еще раз.
– Да что ты ломаешься?!
– прикрикнула Яффа.
– Пошли есть.
– Кстати, что этот Святой вытворяет с пищей!
– предпринял Яков попытку вернуть разговор в прежнее русло.
– Во всей Иудейке больше тем для разговоров не осталось, кроме Бар-Йосефа, -недовольно проворчала Хава.
– Куда ни пойдешь - кругом один Бар-Йосеф. Вы есть идете?
– Да, так я же не дорассказал, - воскликнул Борух и с размаху хлопнул Якова по колену так, чтобы было больно: он так шутил.
– Сегодня же он рассказал, что он Мошиах!
– Че-го?!?!?!
– Вот-вот, - неохотно поддакнул Яков. Кажется, его расстроило, что не он первый сообщил здесь эту новость.
– Пока он, правда, поведал это по большому секрету, потому что, говорит : "Мое время еще не пришло".
– Мошиах? Ну, это уже...
– А, скажи? Рядом с этим меркнет даже его обет безбрачия!
– Он не боится, что его побьют камнями?
– спросил Шимон, без особой, впрочем, тревоги: последний раз религиозность просыпалась в евреях Иудейки, когда обсуждали, сколько денег потребуется для новой синагоги, и уснула окончательно, когда их - эти деньги - после обсуждения стали собирать.
Борух не ответил: ему интереснее был вопрос о половом воздержании Бар-Йосефа, и он стал длинно рассказывать о том, что Святой, мол, потому и обходился без женщин, что во сне, по ночам, он на правах Мошиаха входит в гарем царя Соломона и услаждается там, сколько влезет. А по утрам просыпается в луже... В течение этой речи Хава несколько раз шумно порывалась уйти, но все-таки оставалась, как только оскорбленно замечала, что никто ее и не держит. Шимон же повторял в голове свежевыученную порцию египетских слов, потому что теперь уж Борух точно врал, врал, к тому же, безвкусно и не смешно.
И тут вошел Бар-Йосеф.
– Аха, - зловеще прошипел он, завидев Якова.
– И ты здесь, демоняра! Демон, -повторил он окружающим, не глядя ткнув в сторону брата.
– Точно-точно вам говорю. Вы знаете, что он тут учудил? Сегодня с утра он вздумал просить Бога о том, чтобы выучить египетский. Я ему объясняю: "Яков! Подобные сугубо материальные просьбы скорее удовлетворит Сатана. Только он и рассчитаться потом потребует - после смерти." Так я объяснил?!
– Ну, так...
– А этот Демон, знаете, что мне ответил? "После смерти меня не интересует,- и бегал полдня по дому, кричал: "Слава Сатане!" Правду я говорю?
– Ну, правду, - Яков был смущен, хотя и старался не подать виду, потому что выглядел в этом эпизоде в глазах каждого хотя и по-разному, но одинаково глупо. И вдруг ему явилась неожиданная поддержка в лице Шимона:
– Ну, так все верно, Сатане, конечно же, слава. Как самой могущественной личности в этом мире, как преданному слуге Бога.
– Шимон улыбнулся, готовый спорить. Единственное, чего он не ожидал, ляпнув эту привлекшую его парадоксом фразу, это того, что Бар-Йосеф согласится. Произошло, однако, именно это:
– Ну, разумеется! Разумеется! Но ведь если бы он славил Сатану в этом качестве!
Тут Хава окончательно поняла, что ей все это надоело.
– Борух! Шимон! Мы уходим, - приказно гаркнула она.
– Да и нам пора, - фальшиво засуетился Бар-Йосеф.
– Пошли, Меньшой.
Так в тот день Шимону и не удалось расспросить земляка о его мессианстве. А до тех пор, пока он это успел, произошла одна забавная история.
Глава 5
Во время дружеской беседы
Воткни булавку в зад соседу.
Ред Янш
– ...Забавная история с Сидом, - заявил Саня тоном продолжения начатого разговора, хотя до этого речь шла только о политике.
– На моем дне рождения столкнул его с некой девицей. Ну, то есть, как столкнул: единственная "нечетная" девица на единственного "нечетного" Сида... Страшная!.. Чтоб всем моим врагам...
Олег глотнул кофе. Ему было интересно, на кой этот тип приперся, но он знал, что ответ если где бесполезно искать, так это в Саниных словах. Поэтому он не просто пропускал мимо ушей Санины байки, а нарочно заглушал их мыслями, более или менее отстраненными. В данный момент Кошерский думал о том, откуда у Фришберга эти местечковые еврейские интонации? Ведь он коренной ленинградец, во втором поколении точно, но кажется - и в третьем. Специально, что ли, подчеркивает свою инородность? И бородой этой... А ведь он, конечно, сионист. Как-то никогда не приходилось заговаривать на национальную тему. Надо будет попробовать. Но не теперь же...
– Но Сид есть Сид, ты ж понимаешь, он и с этой шмарой вполне куртуазен...
Кстати, если убрать эти его канторские распевы, ну, записать, что ли, его болтовню - она же станет абсолютно бесцветной. Вот Блюмкин его - Кошерского - ругает за "отсутствие ярких речевых характеристик" (тьфу!). А какие тут могут быть "речевые характеристики" на фиг, если у него в одной фразе и "шмара", и "куртуазен", в следующей он загнет два деепричастных оборота и всунет архаизмов штук пять, а еще через одну станет материться, как шофер ломанного КамАЗа в мороз... А может не сделать ни того, ни другого.