Ближний берег Нила, или Воспитание чувств
Шрифт:
— Неужели вы так больше и не встретились?
— Встретились. В августе позапрошлого года.
— Где? — слишком быстро, слишком цепко спросил Асуров.
— Все началось с того, что двое моих приятелей, аспиранты-психологи, подбили меня прокатиться с ними в Коктебель, это в Крыму, между Феодосией и Судаком… — медленно, эпично начал Нил, не принимая заданную следователем смену темпа.
— Плавали, знаем! — неуверенно пошутил Асуров, и ритмический рисунок беседы распался окончательно.
Нил широко, оглушительно зевнул и взглянул на часы. Асуров встал.
— Извини, я засиделся. Тебе надо поспать. Завтра договорим. Часиков в десять звякни мне по этому телефону. — Асуров достал из кармана карточку и положил на стол. Нил заметил, что на карточке не было ничего, кроме четко отпечатанного семизначного номера. — К тому времени я буду знать, готовы ли результаты экспертизы, и тоже смогу тебе кое-что рассказать.
— Коньяк забери, — Нил показал на початую бутылку.
— Еще чего! Тебе нужнее… До завтра! Следователь подмигнул и, прихватив плащ, шагнул на балкон. Нил проводил его взглядом, наполнил стакан…
Лето семьдесят восьмого Нил безвылазно проторчал в городе — сдавал госэкзамены, защищал диплом, получил прекрасное распределение на кафедру в Политех, где был сразу же подключен к проверке абитуриентских сочинений. И все это время ждал. Но белый конверт так и не мелькнул в прорезях его почтового ящика.
Прошла осень, потом зима, весна. В жизни Нила не менялось ничего, кроме баб, да и тех он между собой уже почти не различал. Он добровольно записался в экзаменационную комиссию, набрал учеников, готовил их к вступительным экзаменам.
И всякий раз, проходя мимо ящика, заглядывал туда, и всякий раз выговаривал себе за это проявление слабости.
В самом конце августа, дня за три до начала учебного года — все никак не мог свыкнуться с мыслью, что находится уже по другую сторону баррикад! — Нилу случилось оказаться в шашлычной неподалеку от Никольского собора. Был он не один. Недавно образовалась у него новая подруга с оперным именем Иоланта, незамысловатая и незакомплексованная дева, обучающаяся в институте физкультуры на тренера по легкой атлетике. Она-то и затащила Нила в этот шалманчик, где и впрямь оказалось мило, вкусно и недорого.
— А я замуж выхожу, — поведала Иоланта после салата и первого бокала «Напареули».
— И кто счастливчик, любопытно?
— Ты его не знаешь. Мы летом на сборах познакомились. Он боксер, мастер спорта.
— Предупреждать надо. — Нил поежился.
— Я и предупреждаю, — рассмеялась Иоланта. — Да ты не бойся, он из Белоруссии, живет в Минске. Я тоже после свадьбы туда перееду.
— Понятно. А сегодня у нас, стало быть, этот самый… мальчишник-девишник аи deux.
Иоланта нахмурила лобик, соображая, что это он такое сказал.
— Не, трахаться я сегодня не поеду, — наконец ответила она. — В общаге у нас все девки знают, что я теперь с Василем хожу, еще настучат ему, если я ночевать не приду. И вообще…
— Ну что ж, давай тогда шампанского — за твое с Василем светлое будущее.
Девушка, будьте добры шампанского пузырек!
— Два!
Нил обернулся на новый голос и увидел направляющегося к ним Ваньку Ларина.
Но как же изменился за три года его старый знакомец! Растолстел, обрюзг, морда опухшая, пропитая. Но прикинут ; вполне по моде — замшевый пиджак, джинсы.
Рубашка, правда, второй свежести.
— Можно к вам? — спросил Ларин.
— Разумеется… Девушка, еще бокал! Ты что будешь кроме шампани?
— Водочки.
— А еще?
— Еще водочки.
— А кушать-то что будешь?
— Вот ее, родимую, и буду кушать! — Иван расхохотался. — Все как в том анекдоте… Ну ладно, уговорили. Значит, бутылку шампанского, бутылку коньяку, сто водочки лично для меня, три осетрины, три шашлыка…
— Да ты никак забурел, командор? — Еще как забурел! Я теперь у писателя Золотарева работаю, сценарии по его романам пишу. Правда, шеф сейчас отъехал за границу, так что я свободен и гуляю, как видишь. На личном фронте тоже все схвачено. — Ларин самодовольно хохотнул. — Слушай, у меня вот какая мысль имеется. Давай мы, как допьем-доедим, возьмем еще пару фугасов — и ко мне. Я тут в двух шагах живу. Квартира — во, царская, понимаешь, квартира! С Танечкой моей познакомлю. Она у меня знаешь какая!
— Погоди, я вроде уже знаком. Тогда, на Беринга, когда диплом твой обмывали…
— А, это ты про жену? — Ларин помрачнел на мгновение, потом беспечно махнул рукой. — Дела давно минувших дней… Сделала мне ручкой женато; Высоко теперь летает, в кинозвезды, блин, подалась, роковух всяких играет. Ей в самый раз, стерве. Ну, ничего, оно все и к лучшему… Ты наливай пока, наливай, а то когда еще мой заказ принесут…
Ларин залпом выпил бокал белого вина и тут же налил себе второй.
— Уф-ф, не тот, конечно, градус, ну ничего, сейчас догонимся… Такая вот, братец, диалектика. Если бы моя змеюка меня не выкинула, фиг бы я встретил мою Танечку… А, вот и коньячок подоспел! Давай-ка сейчас по рюмашке за ее здоровье, лапушки моей, солнышка рыжего, благодетельницы…
У Нила нехорошо защемило в груди.
— Ты уверен, что я не знаком с ней? Не ты ли сам нас и познакомил?
— Да когда? — Ларин заморгал удивленно. — Хотя стой, вполне может быть, она ж наша, филфаковская, Таня Захаржевская… Ну да, точно, вы ж еще курили с ней на переменках, пересмеивались… Суперская девчонка, верно? И вот, представь себе, она бортанула своего Чернова, дочку маленькую ему оставила, послала на фиг факультет — и все ради меня… — Ларин горделиво выпятил грудь. — Слушай, точно, пойдем к нам, у нас клево — видак, стерео хай-фай, хавчик фирменный. — Он доверительно понизил голос:
— Кайф имеется, и черненький, и беленький… Четыре комнаты, на ночь вписаться можно, а то и на неделю. Побалдеем, а? И девочку с собой прихватим, если пожелает. — Ларин заговорщически подмигнул Иоланте. — Таня только рада будет, она у меня знаешь какая добрая, ласковая…
Иоланта накрыла напрягшуюся ладонь Нила своей.
— А что, может, и в самом деле?..
— Вот ты и иди, если хочешь! — дивясь на самого себя, взорвался Нил. — Ты что, совсем дура тупая?! Не въезжаешь, зачем он нас так упорно зазывает?