Ближний бой
Шрифт:
— Но какой ему смысл убивать своего? Вопрос показался толстяку наивным, он снисходительно улыбнулся.
— Как — «какой смысл»? Да чтоб деньги не платить. Гонорар за пособничество. Да заодно и лишнего свидетеля убрать. Этот охранник, видно, был у них одноразовый…
— Одноразовый? — не понял Олег.
— Ну, это выражение такое, — пояснил толстяк. — Когда бандюги нанимают кого-нибудь подсобить им в грязном деле, например, убить кого-нибудь или, вот как сейчас, инкассаторскую машину открыть, то часто вместо платы они потом этого наемника убивают. Охранника с машины тоже, видно, подкупили, а
— Это тоже сделал главарь?
— Он. Вообще стрелял он один, остальные только пушками размахивали.
— Как он выглядел?
— Пожалуй, повыше остальных… Да, высокий такой, плечистый. Спортсмен, наверное. Одет был В коричневую клетчатую рубашку, черные джинсы… А милицейская машина только через десять минут подъехала. Десять минут форы! Их, конечно, уж и след простыл!
Наутро Беляев проснулся с чудовищной головной болью. В мозгу, казалось, стучал громадный отбойный молоток, перед глазами плавали желтые круги, тело было ватным, непослушным, любое движение давалось с трудом. Вчера, после посещения места гибели Андрея, он «гудел» в ближайшем баре и еле разыскал пятиэтажку, где жил Николай Петрович. А сегодня надо было ехать в морг, оттуда в церковь, а потом на кладбище. Николай Петрович дал ему выпить рассола, Лена ходила к соседке за какими-то таблетками от похмелья.
Олег сидел на диване, сжимая руками виски. Накатывала тошнота, во рту разливалась горечь. Давясь и морщась, протолкнул внутрь «лекарство», отдышался, закурил сигарету. Но во время еды опять начало тошнить. Казалось, желудок выворачивается наизнанку.
— Елена, налей ему стопку, — сказал наконец Николай Петрович. — Эк развезло парня!..
Открытый гроб, в котором лежал Андрей, выкатили на тележке из дверей морга. Беляев уже достаточно насмотрелся на покойников, чтобы понять, что лицо Андрея подгримировали. Оно выглядело слишком розовым, слишком живым в объятиях смерти, и это почему-то не понравилось Олегу. У него было ощущение, что тело, которое он катит на тележке к похоронному автобусу, принадлежит незнакомому человеку. «Раскрашенная кукла, —сдерживая слезы, злобно думал он. — Это не Андрей. Друг просто ушел и больше не придет…»
В квартире был накрыт стол. На поминки пришли какие-то старухи — соседки Николая Петровича по дому. Из друзей Андрея, кроме Олега, был еще какой-то парень, с которым Андрей вместе учился.
Во время похорон Лена была очень бледна. На поминках она едва притронулась к еде.
— Не могу, — призналась она Николаю Петровичу, откладывая вилку. — Мне что-то плохо.
Пожилая соседка отвела ее к себе в квартиру. Вскоре туда вызвали неотложку. Вечером старик сообщил Олегу, что у Лены будет ребенок. Так сказали врачи.
За окном сгустилась темнота. Лена лежала у себя за ширмой. Олег и Николай Петрович сидели за столом в дальнем углу комнаты и тихо разговаривали.
— Уеду, — говорил Беляев, мотая русой головой. — Мне здесь теперь делать нечего.
— А то поживи еще немного, — уговаривал Николай Петрович. — Хоть до сорока дней подожди.
Сжимая кулаки, Олег тяжелым, остановившимся взглядом смотрел на фотографию Андрея, стоявшую на тумбочке.
— Пару дней, может, побуду. Коли я тут, загляну-ка к Пашке Буланцеву, он с нами в Чечне служил, только раньше дембельнулся. Андрей мне писал, что Пашка сейчас работает в баре. Бармен, значит. Надо будет проведать.
— Пашу Буланцева я знаю, он был у нас два раза, — сказал Николай Петрович. — Я бы его позвал на похороны, только адрес куда-то запропастился. Он, наверное, даже и не в курсе, что Андрея больше нет.
— Паша работает в баре «Динго». Не знаете, где такой?
Старик отрицательно покачал головой.
— Я знаю, — раздался из-за ширмы слабый голос Лены. — Мы с Андреем были там однажды. Это недалеко.
— Отлично. Значит, завтра вечером и пойду. А ты, Лен, не хочешь со мной пойти?
— Куда ей, — махнул рукой старик. — Ей сейчас лежать надо.
— Нам с Андреем там не понравилось, — сказала Лена.
— Почему? — удивился Олег. — Пашка, что ль, плохо встретил?
— Нет, просто публика там нехорошая собирается… Я покажу тебе, как идти, но сама не пойду.
— Ясно, что за публика, — проворчал Николай Петрович. — Сейчас во всех барах и ресторанах только одна бандитская малина и сидит.
Беляев с минуту молчал, хмуря брови. Почему-то вспомнились пятна крови на асфальте.
— Ладно, — сказал он. — Я один пойду. Мы с Пкшкой все же служили вместе.
Олег с Николаем Петровичем вышли на кухню покурить. Разговаривали вполголоса. Беляев рассказывал о своей чеченской службе. Старик говорил мало, глядел перед собой и часто вздыхал. Зашел разговор и о Лене. Олег знал, что Андрей познакомился с ней в Ростове, где он дослуживал срок после контузии. Потом она приехала к нему в Москву, и здесь они жили, спали за ширмой, а Николай Петрович поставил себе раскладушку на кухне. Готовились к свадьбе.
— Значит, Лена теперь уедет в Ростов? — спросил Олег.
Старик кивнул.
— А как же ребенок?
Тот обреченно махнул рукой:
— Какой уж теперь ребенок. Зачем он ей одной?
Пашка смотрелся очень представительно в белой сорочке и черном галстуке-бабочке. Он был высокого роста и могучего сложения и передвигался за залитой светом стойкой неторопливо, как огромный океанский теплоход. Рассчитавшись с клиентом, заказавшим джин с тоником, Пашка поднял глаза от выдвижного ящичка, куда сбрасывал деньги, и прищурился, вглядываясь в крепкого стройного русоволосого парня в полосатой футболке, выросшего перед стойкой.
— Олег? Смотри-ка, а я тебя и не узнал! — Пашка добродушно рассмеялся. — Значит, долго жить будешь.
— Привет, Паша, — Беляев уселся на табурет. — Я тут, в Москве, ненадолго. Можно считать, проездом. Решил заглянуть к тебе, посмотреть, как ты устроился.
— Нормально устроился. Мне тут пока нравится. Хочешь выпить? Я угощаю.
— Давай.
— Сделаю тебе двойной бурбон.
— Это что такое?
— Самый клевый штатовский напиток. Чейза читал?
—Нет.
— Ну и зря. Там у него все сыщики пьют исключительно двойной бурбон.