Близится утро

Лукьяненко Сергей Васильевич

– Она подкинула младенца к дверям типографии, – продолжил Йене. – Я работал в типографии Мореплавателя Ионы, набирал тексты. Это очень важная работа, Ильмар. Стоит лишь одну буковку поставить не на место – и исказишь святые тексты... Но... среди нас не было настоящего смирения. Мы с друзьями порой уходили в город... и грешили. Многие. Не повезло лишь мне одному.

Он задумался, потом предположил:

– А может быть, повезло? Мой род не прервется... если, конечно, в послушании сын пойдет в меня. А та женщина... подкинула младенца и оставила

записку – чей он сын. Это большой грех, я ведь давал обет безбрачия, когда только обратился к вере, и уверен был в своих силах. Разбирались долго... потом решили, что я буду отбывать провинность, работая в подземной тюрьме. Почти что узник... сам. И даже позволили видеться с сыном. И потом позволили ему стать послушником и помогать мне. Нельзя сказать, что наказание очень жестоко, ведь правда?

– Да, Йене... наверное... – пробормотал я.

– Наказание справедливо, и я не роптал никогда, – твердо сказал Йене. – Но вот когда понял, что мой сын навеки окажется в каменной клетке... Я сломался, Ильмар. Ты меня сломал. И обрек на адские муки, Может, мне и стоило ему правду сказать: «Да, ты обречен». Только есть такая правда, что хуже лжи. И я сказал убедительно, сам себе начиная верить:

– Разве, Йене? А если то, что ты мне помог сбежать, – Господня воля?

– Ничто не делается без его воли, – тихо сказал Йене. – Но выбор мы вершим сами. И он может быть не правильным. Неужто о попущении тебе объяснять надо?

– Не надо, Йене. Но что нам сейчас важно? Найти Маркуса и понять, кто он Искупитель или Искуситель. Если первое – помогать. Если второе – остановить. Не для того ли я угодил в застенки, чтобы это понять? И не для того ли ты меня вывел и сейчас рядом?

Йене задумался. Сказал:

– Да, это может быть правдой. Если только ты, Ильмар, не стал уже верным слугой Искусителя.

– Тогда зачем мне брать тебя с собой? Воспользовался – и выбросил.

Йене пожал плечами.

Да, не повезло с попутчиком. Нельзя мне с ним ехать – рано или поздно не выдержит груза сомнений, скрутит во сне – или огреет по голове дубиной да и потащит обратно.

Но и бросить просто так – жалко...

– Как же ты найдешь Маркуса? – вновь спросил Йене. И эта настойчивость меня настораживала: вдруг и впрямь, весь мой побег подстроен, и Йене ловкий агент Церкви, и даже сын его – умелый не по годам лицедей. Хотя трудно поверить, что смог бы ребенок так талантливо играть, и вниз в камеру упасть бесстрашно, и дальше...

– Есть один человек, – неохотно открыл я часть правды. – Умный человек.

Однажды он уже помог мне, найти Маркуса. Может быть, сумеет помочь снова.

– И долго нам того человека искать?

– Нет, не долго. Завтра к ночи в Лионе будем, там переночуем... деньги я найду.

Йене горестно вздохнул и свел руки, молясь. Дал понять, что знает, как я деньги добуду.

– Ну а послезавтра будем в гостях у умного человека, – закончил я. – Если жив он, конечно.

– Так долго ехать... – задумчиво сказал Йене. – Я уже сейчас весь... словно избитый.

–

Брось, Йене. Здесь дорога хорошая. Вот дождик... но что поделать.

Постарайся уснуть, утром все по-другому будет.

Я оказался прав – утром все было по-другому. Во-первых, дождь кончился, словно и не бывало. Небо стало чистым и прозрачным, в последней попытке отвернуться от осенних туч. Даже потеплело малость. Во-вторых, к нам на крышу зачастили пассажиры – из окрестных деревень и городишек. Кому нужно было проехать десяток километров, а кому и сотню. К полудню я уже был при деньгах причем честных, выигранных у какого-то мелкого чиновника и богатого крестьянина в буру. Причем играл без всякого шулерства. Что ни говори, наша, воровская игра, сколько времени за ней проведено – и в тюрьмах, и отсиживаясь по тайным убежищам.

Как только проигравшиеся сошли – мрачно, не прощаясь, будто им было кого винить, кроме себя, я карты бросил. Оставил играть по мелочи четырех пареньков, ехавших до Милана, в ремесленный цех поступать, а сам прошел к передку кареты, пихнул кучерского помощника, сунул ему пару марок и купил еды. Конечно, оно дороже, чем в придорожном трактире, да и хотелось горяченького, но терпеть больше сил не было. Кучер удивленно глянул на пассажира третьего класса, неожиданно раскошелившегося на еду, и даже выбрал бутылку поприличнее, хорошего года.

Мы с Йенсом жадно набросились на окорок, сыр, краснощекие помидоры, сухое красное вино, почти свежий хлеб. Мир сразу показался веселее. Когда голод был утолен, я купил еще две бутылки вина, одну от щедрот будущим ремесленникам поставил, а вторую мы с Йенсом стали распивать: уже неторопливо, со вкусом.

– Знаешь, Ильмар, – негромко сказал мне Йене, – что самое слабое в твоем плане?

– Найти... мальчика.

Говорили мы вполголоса, услышать нас никто не мог, но на всякий случай я имен называть не стал. Йене вроде бы тоже это сообразил.

– Допустим, мы найдем его... Я отметил это «мы». Уже хорошо.

– Надо – найду. Не в первый раз.

– Как ты поймешь, кто он?

– Пока не знаю.

– Это самое главное. Я над этим думал... всю ночь. Покосился я на Йенса глаза красные, невыспавшиеся. Может быть, и впрямь думал...

– И что надумал?

– Тебе эту загадку не решить. И я тут не помощник. Я ждал. Молча.

– Это должен решать кто-то, поумнее нас, – ободренный моим молчанием продолжил Йене.

– Пасынок Божий?

– Возможно! Либо конклав кардиналов. Может быть, всех богословов надо собрать и задать им эту задачу!

– Хорошо придумал, Йене, – пробормотал я. – Приволочешь обратно и Ильмара беглого, и Маркуса. Тут тебе все грехи простятся...

– Нет! – Йене энергично замотал головой. – Нет и нет! Я не о том думаю.

Клянусь тебе!

– Они, в Урбисе, все уже решили, – отпивая вино из глиняного стаканчика, сказал я. – И ничего заново решать не станут. Слово у мальчишки – выпытают... если сумеют. Не сумеют – убьют. Вот и все.