Шрифт:
Тони Ронберг
БЛИЗКИЕ
Приношу извинения прототипам
за точное копирование характеров,
жизненных ситуаций и неоднозначных чувств.
Имена героев изменены, уважение автора неизменно.
1. КАК Я ЭТО ВСЕ?
–
– Да я уже и отвечать привык…
Она теряется. Не с того начала. Как-то неосторожно намекнула на то, что он обычный, рядовой журналист, что между ними нет никакой разницы, а он ее одернул.
Оксана беспомощно щурит близорукие глаза и не знает, как продолжить. А Денис спокойно ее разглядывает, отказываясь помогать ей в неловкой ситуации. Потом тянется к ее диктофону.
– Расшифровывать – морока, да?
– Программы есть, которые голос сразу в текст переводят. Но у меня нет.
– Ясно. Где твои вопросы?
– В блокноте записаны.
– Ну, давай начнем. У меня встреча потом, важная. А ваша редактор меня выдернула. Так что времени немного.
– Как вы…
– Как я это все? Постепенно. Просто работал. В одной газете, в другой. На одном канале, на другом. Просто работал. Все в суете, в спешке. С единственным желанием – успеть, опередить, обогнать на повороте. Репортером пробегал пять лет в новостях, до того как занялся своим проектом. Не делал ставок на скандальность, как сейчас модно. Скорее, на глубину. Хотелось глубокого проникновения и острого. Хотелось заставить зрителя задумываться, оценивать критически, рассуждать, делать выводы, не принимать ничего на веру, не пользоваться готовыми штампами. Наверное, это и стало стилем, почерком передачи. А создать продаваемый телепродукт на диалоге – это…
– Это сложно.., – кивает Оксана.
– Но главное – иметь свой почерк.
– Денис Викторович, а как вы…
– Как я оказался на центральном канале? Тоже не сразу. Сначала были городские. И это отчасти иллюзия, что я на первой кнопке – прочно и постоянно. Я не работаю в прямом эфире. Просто центральный покупает «Час откровенности», а сам я бываю в тусовке только на съемках новогоднего голубого огонька. Голубой огонек обычно осенью снимают, – Денис улыбается.
– А кто…
– Кто повлиял в жизни? Многие. Мы – это все прочитанные нами книги, это все наши учителя. Вот ты помнишь своего преподавателя истории, например?
– В институте? Помню. Приходила, снимала ботинки и на батарею вешала, а пару в носках вела. И читала по учебнику – от начала до конца параграфа. Только.., – Оксана немного теряется.
– Не хотела этого сказать?
– Не хотела.
– А почему?
Она молчит.
– Потому что это уровень твоего вуза – ботинки на батарее. Значит, это и твой уровень, –
– Я не уверена…
– А сомневаться нельзя, иначе не быть тебе ведущим журналистом центрального канала!
Денис смеется.
– Не волнуйся так. Высылай черновик, я сам допишу все остальное и ничего не скажу вашим редакторам.
– Серьезно?
– Да, потому что я идти должен. Тамара…
– Оксана…
– Вышли рыбу, Оксана, я сам все оформлю.
– У вас есть время на это?
– Конечно. Я же старый холостяк.
Денису тридцать семь лет. Из них только семь успешных, а тридцать – оторви и выбрось: детство без отца, учеба без денег, скитание по съемным углам. А потом – на каком-то году заплыва – понесло течением в нужную сторону, и ветер надул паруса. Нашлась надежная команда, сложился круг знакомых, купил квартиру. Долбанные пазлы выстроились-таки в приличную картинку.
В ресторане еще тихо, но менеджер зала уже косится на Дениса – скоро повалят посетители и помешают его интервью, или он своим видом помешает им сосредоточиться на еде. Но Оксана продолжает растерянно смотреть в блокнот.
– Еще что-то?
Она вскидывает умоляющие глаза. Такие в мультфильмах рисуют – огромные, круглые, наполненные слезами.
– Может быть, поужинаем здесь? Я заплачу.
И краснеет. Кому она заплатит? Денису Федулову? Чем? За что?
Но он кивает спокойно.
– Понял тебя. Не нужно. Сейчас я, правда, не могу. Но потом можем увидеться. Если важно для тебя это. Вижу, что важно. Ты мне на мыло все скинь – спишемся и согласуем.
Помогает ей подняться, спешно подает куртку и выводит из ресторана. Смотрит, как неуверенно она ступает на скользкую мостовую. Прогоняет мысль о сигарете, кивает кому-то из знакомых и, наконец, садится за руль. Едет к Костику.
Звонит, потом стучит, потом колотит в дверь ногами. Колотит долго.
Костик любит крепкие напитки, крепкие выражения, крепкие сигареты. Любит все жесткое, бескомпромиссно мужское плюс кокаин. И этот плюс лишний, такой лишний. И раньше его не было…
– У меня интервью, а я оборвал – думал, как ты…
– У тебя все время интервью!
– Нет, я давал.
– Проститутка!
Костик в каком-то халате – словно отца халат или деда покойного. В полосочку. И одна полосочка на полу. Сознание снова предательски распадается на фрагменты. Нет, пояс.
Костику едва тридцать. Он отличный оператор и хорошо зарабатывает. Когда-то они начинали вдвоем с нуля, а теперь его постоянно сманивают из «Часа откровенности» в фестивальные арт-хаусы. Теперь он в моде. И не хочется его видеть расклеенным, неловким, жалким.