Близко-далеко
Шрифт:
Пятый день принес неприятности. Ветер утих, и паруса бессильно повисли на мачтах. Шлюпка покачивалась почти на одном месте, а солнце по-прежнему безжалостно сверкало в вышине, обжигая затерянную в океане горсточку людей.
За кормой появились две акулы. Они с каждым часом наглели и все ближе подбирались к утлой скорлупке. Тридцать пять пар глаз с отвращением и страхом следили за мелькавшими в воде спинными плавниками.
Петров приказал взяться за весла. В изнурительном зное это была воистину мучительная, каторжная работа!
Истерзанные жаждой и голодом, ослабевшие люди чуть шевелили тяжелыми веслами. Ладони
Некоторые – Крейгер, генерал Блимп, Петерсены – пытались уклониться от работы, которую они считали унизительной для их ранга и положения, тем более что на шлюпке было достаточно «черных рук». Но Петров оказался неумолимым, и, к вящему удовольствию африканцев, белые – «полубоги» – бок о бок с ними должны были взмахивать тяжелыми веслами. Однако результат этих усилий был ничтожным: перегруженная шлюпка едва продвигалась вперед. К вечеру люди окончательно выбились из сил. Стало ясно, что, если штиль не прекратится, их ждет медленная смерть: через два дня иссякнет запас воды. И тогда…
Утро шестого дня не принесло облегчения. Солнце встало над безжизненной, мертвой гладью океана. Штиль продолжался. Петров, чтобы подать пример, первым взялся за весла и усиленно греб две смены.
В числе гребцов третьей смены был ирландский священник Дюланти. Когда ему протянули весло, случилось страшное…
Дюланти смолоду был чудаком. Его ум, экзальтированный и легко возбудимый, никогда не отличался устойчивостью. Тяжелые потрясения последних дней вконец расшатали его душевное равновесие, затмили рассудок. Священник впал в состояние исступленной, мрачной восторженности, без конца шептал – вел разговоры с самим господом богом. И теперь, когда Таволато окликнул его, он вдруг вскочил и, страстно простирая вперед руки, воскликнул:
– Это ты, мой Иисус, мой спаситель! Я вижу тебя!..
Глаза Дюланти расширились и загорелись. В них билось безумие. Перегнувшись вперед, точно всматриваясь во что-то, видимое ему одному, Дюланти громовым голосом продолжал:
– Ты зовешь меня к себе! Ты сотворишь чудо – я пойду по водам, как ходил ты! О, я иду к тебе, господи!..
С этими словами Дюланти вытянул руки вперед и выскочил из шлюпки.
Вода булькнула и расступилась. Тело священника исчезло в глубине. Несколько минут спустя полоса крови выступила на морской глади, и тяжелый хвост акулы гулко шлепнул по воде. В оцепенении и ужасе смотрели тридцать четыре пары глаз на расходящиеся по воде круги.
Гибель Дюланти – первая смерть среди пассажиров шлюпки – грозно напомнила, что эта страшная гостья с косой стоит у каждого за плечами, кружит здесь рядом, высматривая следующую жертву.
Утром седьмого дня, после раздачи воды, Петров объявил:
– Осталось только еще на одну выдачу…
Все опустили головы, боясь взглянуть в глаза друг другу. Долго ни единый звук не нарушал тягостного молчания.
Через час будто волшебная палочка коснулась всех. Население шлюпки зашевелилось. Выпрямились согнутые спины, поднялись Головы, кто-то встал, ловя пересохшим ртом воздух. С юга
В полдень на горизонте показался дымок – легкая тонкая струйка, поднимавшаяся кверху и округло загибавшаяся вправо. Все поднялись с мест. Африканцы испускали радостные крики и горячо жестикулировали. Бамбо стал исполнять на шлюпочной банке победный танец. Ванболен кричал, что это безусловно большой пароход. Максвелл утверждал, будто уже видит его корпус. Гребцы на веслах заработали с небывалой энергией. Шлюпка круто взяла курс на дымок. Все были полны уверенности, что тяжкие испытания уже позади, что час-два – и страхам, голоду и жажде – всему придет конец. Даже сдержанный Драйден, потирая руки, проговорил:
– Ну, наконец-то мы спасены!
И вдруг… вдруг отдаленный дымок стал бледнеть, таять… Вот на горизонте осталось лишь маленькое темное облачко. Вот оно вытянулось, расползлось. И над бескрайней поверхностью моря уже ни облачка, ни струйки. Пароход прошел стороной, не заметив терпящих бедствие. И снова – широкий, ясный, недосягаемый горизонт… Безграничная, волнующаяся, мрачно синеющая под обжигающим солнцем пустыня океана… Население шлюпки словно было низвергнуто с неба в ад. Чем ярче светила надежда, тем чернее теперь было отчаяние. Мадам Ванболен билась в истерике. Из глаз Бамбо текли горькие слезы.
Смерть снова кружила вокруг одинокой шлюпки, высматривая добычу…
За последние три дня совсем ослабела четырехлетняя дочка индианки. Таня делала все, что только было в ее силах, она яростно сражалась за жизнь маленького человека. Но зной, голод и жажда делали свое дело: девочка угасала, и ничто не могло спасти ее. И вот наступил час, когда свершилось неизбежное: девочка умерла.
Разум обезумевшей матери не хотел примириться с этим. Глядя воспаленными глазами на дочь, она продолжала прижимать ее тельце к груди, не замечая холода, сковавшего члены бедного ребенка.
Прошли час, два, три… Не выпуская девочки из объятий, индианка продолжала укачивать ее и запекшимися, черными губами все нежнее пела ей колыбельную песенку. Между тем лучи тропического солнца делали свое дело. К вечеру тело умершей стало разлагаться. Обитатели шлюпки начали роптать. Кришна попытался было взять тело ребенка, чтобы похоронить его в волнах, но мать пришла в такое неистовство, что индиец отступил.
И мать снова пела свои бесконечные песенки, все теснее прижимала к себе дочурку, и все безумнее становилось ее лицо.
Наконец генерал Блимп не выдержал. – Да выбросьте же вы ее в воду! Безобразие! – крикнул он.
Кришна снова пробрался к несчастной матери и с помощью двух соотечественников с трудом разомкнул ей руки. Выхватив тельце девочки, он с отчаянием взглянул в высокое звездное небо, пробормотал какие-то слова и нежно опустил свою ношу за борт в черные волны. В тот же миг раздался душераздирающий крик, и, прежде чем кто-либо успел сообразить, что происходит, женщина вскочила и бросилась в океан…