Близнецы Фаренгейт

Фейбер Мишель

Потом двинул себя в живот, постарался, чтоб получилось неожиданно, врасплох, — да какой там мог быть расплох, у него даже дыхание не перехватило. А и перехватило бы, что, на хер, толку, этого ж со стороны-то никто не увидит. Ему нужны ссадины, раны, может даже, сломанные ребра, зубы выбитые. Да! — выбитые к долбанной матери зубы! Что такое несколько выбитых, на хер, зубов по сравнению с пожизненной свободой? Мать вашу перемать, что такое месяц в больнице по сравнению с двадцатью годами в крытке?

Он снова

взглянул на кулак и понял, что, даже если ему удастся отметелить себя как следует, нужных повреждений все равно не получится. Сам он и замахнуться-то как следует не сумеет — не тот рычаг.

Есть, правда, другая идея и вот она может сработать.

Надо выйти из дому, поехать на окраину, выбрать улочку поглуше и подраться там с каким-нибудь пьяным хмырем, а после вернуться домой и улечься рядом с Геммой на полу.

Главное, чтобы до смерти не убили, остальное не проблема, — а то он раньше в переделках не бывал. Заползал к Гемме в постель — «Что с тобой случилось?». Морду набили, не видишь? «Кто?». Мать твою — кто-никто — какая тебе, на хер, разница? Может, тоже получить хочешь?

— Эй! Говнюк! — крикнул Дугги. — Поди-ка сюда, посмотрим, на что ты годишься.

Прохожий остановился, прищурился, вглядываясь в темноту:

— Ты это кому, друг?

Дугги сделал пару шагов вперед, однако выходить из проулка под свет фонарей Хай-стрит не стал. Мудака, которому предстояло сделать все дело, нужно было раззудить до того, чтоб он сам полез в темноту.

— А ты дерьмо-то из ушей выскреби, может, лучше слышать будешь.

Молодой человек поколебался, потом шагнул к Дугги. Стрижка «под замшу», морда бледная, точно манная каша, и одет в шерстяные треники, идиот долбанный.

— Идиот долбанный!

Однако сопляка это не пробрало.

— Ублюдок чокнутый, — фыркнул он и пошел себе прочь.

Дугги прикинул, не мотануть ли еще куда — да нет, именно эти места славились частыми уличными драками. И копы сюда особо не лезли, разве что совсем уж запоздняк, когда все богатеи, живущие в самой клевой части города, усядутся в свои лимузины и отвалят по домам.

— Эй!

Еще один бритый — хотя нет, тот же самый, и дружка с собой приволок.

— Это твой полюбовник, что ли, а, говнюк? — крикнул Дугги. — Конец-то у него хоть приличный?

И вот это уже сработало — пришлось, правда, малость помахать кулаками, чтобы они принялись за дело всерьез. В тяжеловесы этих парней никто бы не взял, но они были жилисты, злы и не так чтобы очень пьяны. В самом начале Дугги успел пару раз вмазать и тому, и другому по мордасам, но потом игра пошла на их половине поля. Они его чуть не убили, на хер, — так можно сказать. На минуту он, точно, вырубился, а когда они напоследок, перед тем как отвалить, поочередно врезали ему башмаками (ну ладно, кроссовками) по ребрам, он уже харкал кровью и блевал.

В общем, Дугги счел, что метелили они его дольше, чем ему требовалось, — он согласился бы и на меньшее. Лежа, Дугги обхватил руками живот, попытался подняться, опираясь об асфальт коленями и плечом — ничего, получилось. Дышать, правда, было больно: похоже, ребра перебиты, да ладно, до дому он все равно доберется, его так просто не остановишь. Нос тоже, сдается, сломан, губы разорваны в паре мест и костяшки на кулаках уже начинают синеть… И тело под одеждой, небось, переливается всеми цветами гребанной радуги. Он захихикал, — истерика, что ли? — и снова блеванул и врезался лобешником в асфальт.

— О мой Бог — что они с вами сделали?

Женский голос — и ноги к нему подбежали женские — и обхватили его женские руки.

— Я в порядке — катись отсюда, — прохрипел он, отворачиваясь и горбясь, пытаясь подняться.

— Давайте, я вам помогу!

— Да в порядке я, точно, — простонал он, отползая на коленях в темноту. — Тебя это все не касается.

— Знаю, что не касается, — сказала она. — Но все же, позвольте, я вам помогу.

Она поддерживала его, пока Дугги поднимался на ноги, а потом, когда он попытался отвалить, вцепилась ему в плечи:

— Послушайте: я медицинская сестра. Я видела, как вас избивали. Вы получили много ударов по голове. Вам нужно поехать в больницу, чтобы вас там осмотрели, у вас может случиться кровоизлияние в мозг. Домой вам идти нельзя.

— Отстань от меня.

— Послушайте: ну, успокойтесь. Они ушли. Вам ничего не угрожает. Убегать никуда не надо.

— Да отъебись же ты!

Он снова вырвался из ее рук, а женщина снова ухватила его за плечи и на этот раз повернула к себе лицом.

— Вы же можете умереть, — объявила она. Сейчас лицо ее было совсем близко, дюймах в шести от его — блондинка, лет под тридцать, помадой не пользуется, большие синие глаза, в общем, отхарить такую — одно удовольствие. — Вы это понимаете?

— Со мной все нормально, — вздохнул он, ссутулясь. Женщина внимательно вглядывалась в него. — Если ты медсестра, так и шла бы обратно в больницу.

— У меня выходной сегодня, — сказала она.

— Чего-то не похоже.

Женщина скорбно улыбнулась, как будто он сказал ей что-то уже много раз ею слышанное.

— У меня в машине фонарик есть, — сказала она. — Я хочу посмотреть ваши зрачки.

— Что, глазки мои понравились? — ухмыльнулся он и, смирившись с неизбежностью, заковылял с ней рядом.

— Да будет вам, — ответила женщина. — Просто хочу убедиться, что они все еще реагируют на свет.