Близнецы-тираны
Шрифт:
С ухмылкой он поднимается по лестнице и наблюдает за мной сверху.
— Я оставлю свет включенным, чтобы ты мог хорошенько рассмотреть свою жену, прежде чем потеряешь ее. Это меньшее, что я могу сделать.
Я не отвечаю, просто смотрю в ответ с чистой яростью, отражающейся на моем лице.
— Это было правдой? — Наконец спрашиваю я. — То, что ты рассказал Джун об отце.
Он пристально смотрит на меня.
— Ты до сих пор не веришь.
— Ты никогда ничего не говорил, — возражаю я. — И, насколько я знаю, это с таким же успехом может быть грёбаной ложью. Зачем отцу причинять тебе боль?
— Потому
— Нет, — отвечаю я. — Я умею держать себя в руках, в отличие от тебя.
— Утешай себя этой мыслью. — Он постукивает себя по вискам. — Но ты не сможешь помочь себе, когда придет время. Особенно когда рядом Джун. Она пробуждает это в нас обоих.
Он разворачивается, чтобы уйти, но, подумав, останавливается и снова поворачивается ко мне лицом. Он задирает рубашку, показывая мне шрамы, которые я видел тысячу раз.
— Вот что происходит, когда ты сдерживаешься, — мрачно говорит он мне. — Я просто надеюсь, что у твоего ребенка не будет таких же шрамов, как у меня.
— Ты болен, — говорю я. — Мой ребенок совсем не похож на тебя.
— Мы все такие, — твердо отвечает Паркер. — Все мы Миллеры. Это у нас в крови. Чем больше ты пытаешься убежать от этого, тем хуже тебе будет.
— Я бы никогда не причинил вреда своему сыну.
— Я уверен, что отец думал так же, пока не увидел, как я делаю то, с чем он не был согласен. — Он вздыхает. — А потом он решил наказывать меня за это, день за днем. Он и не подозревал, что не выбивал из меня тьму. Он просто заставлял её расти, черт возьми. Перестань бороться с этим, Кейд. Ты убиваешь себя.
— Единственный человек, которого я собираюсь убить, это ты, — парирую я.
— Посмотрим. — Он улыбается, но в его улыбке есть нотка грусти. — Знаешь, это печально. Мы могли бы сделать это вместе. Мы оба могли бы заполучить ее. — И он громко смеётся. — Ну, это, блядь, неправда. В конце концов, я бы никогда не отдал тебе Джун. Ты даже не знаешь, как правильно обращаться с такой женщиной, как она.
— Причинять ей боль это не значит правильно с ней обращаться, — выплевываю я.
— Спроси ее. — Паркер ухмыляется. — Может быть, она сможет просветить тебя, если когда-нибудь проснется.
— Принеси что-нибудь поесть. Сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз ела или пила что-нибудь?
Мой близнец небрежно пожимает плечами. Ему насрать, и я шиплю:
— Для того, кто убеждает, что любит ее, ты выглядишь неубедительным.
— Заткнись. — Выражение его лица мрачнеет. — Теперь я сыт тобой по горло. Почему бы тебе не подождать здесь, пока я не решу, что твое время истекло? Это не займет много времени, потому что ты действуешь мне на нервы.
С этими словами он захлопывает дверь, и я слышу, как задвигаются засовы и замки. Я пытаюсь вытащить нож. В процессе я несколько раз порезался, но, тем не менее, мне удается разорвать застежки-молнии на запястьях. Я свободен. Но когда я смотрю на неподвижное, бессознательное тело Джун, я начинаю задаваться вопросом, не слишком ли уже поздно… Возможно, на ней нет никаких порезов или царапин, но Паркер мог сделать с ней что-то еще. Кое-что
Моя решимость укрепляется.
Мой брат — ходячий мертвец, мать его.
Глава 38
Джун
— Джун! — Голос прорезается сквозь темноту, и знакомый тон слишком силен, чтобы справиться с ним.
Я крепко закрываю глаза, говоря себе, что этого не может быть. Это Паркер, и он пришел, чтобы вечно преследовать меня в моих снах. И все же что-то подсказывает мне, что это не может быть правдой. Потому что руки, которые нерешительно прикасаются ко мне, слишком мягкие, слишком сильные и слишком милосердные. Мои глаза, наконец, распахиваются, когда он поднимает меня, как будто я ничего не вешу, и баюкает в своих руках.
Я смотрю в глаза Кейда, его взгляд горит ненавистью к своему брату-близнецу и любовью ко мне. Я плачу, наконец-то осознав, что моя мечта сбылась. Он нашел меня и пришел сюда, чтобы спасти меня. Все будет хорошо. Мой муж укачивает меня на руках, и рычание срывается с его губ, когда я стону от боли и бреда, все еще слишком потерянная в темноте, чтобы действительно понять, что именно происходит.
Затем его губы прижимаются к моим, требовательно, но нежно. Я позволяю поцелую убедить меня, что все будет хорошо. Я позволяю ему увести меня в яркие, красочные места, подальше от этого места, где пахнет смертью. Его любовь — это чистая любовь, но она таит в себе обещание мести. И если бы я была Паркером, я бы смертельно испугалась в этот самый момент, зная, что ждет его, когда он вернется.
Кейд осторожно опускает меня, его руки поддерживают меня, чтобы я не упала. Глупая улыбка появляется на моем лице, и я восклицаю, наконец-то обретя голос и рассудок.
— Кейд!
— Моя Июньская бабочка — глубоко стонет он. — Ты в порядке. Слава богу, что ты в порядке. Что этот ублюдок с тобой сделал?
Его руки блуждают по моему телу, и я стону, когда он достигает чувствительной точки на моих ребрах, куда Паркер пнул меня. Руки Кейда сжимаются в кулаки, а его губы кривятся в гримасе, когда он понимает, что мне причинили боль. Но прежде чем мы успеваем сделать что-нибудь еще, мы слышим какой-то шум наверху, и мои глаза расширяются от страха, когда они встречаются с глазами Кейда. Он прижимает палец к губам, прежде чем быстро развязать мои путы и жестом приказывает мне вернуться на матрас, пока он прячется в многочисленных тенях темного подвала. Нерешительно я делаю, как мне говорят, хотя мое сердце бьется в груди так, словно вот-вот разорвется. Я откидываюсь на матрас, мой взгляд сосредоточен на лестнице, где только что появились ботинки Паркера.
Он насвистывает. Больной ублюдок свистит.
Наконец он спускается вниз и застывает как вкопанный, когда замечает меня. Его взгляд перемещается на мои запястья, где веревки не хватает, и выражение чистой ярости превращает его лицо во что-то ужасно уродливое. Рыча, он приближается ко мне, и я закрываю лицо руками в тщетной попытке защититься. Но прежде чем он успевает схватить меня, Кейд выпрыгивает из тени и хватает Паркера за горло. Разъяренный рык срывается с губ Паркера, когда я вскакиваю с матраса, и пока двое близнецов сражаются, я убегаю.