Близнецы-тираны

Старлинг Изабелла

Мои глаза встречаются с ее, горящими от удивления. Ее собственный взгляд полон стыда, и она не смотрит на меня. Тогда мне становится жаль ее. Эта симпатичная девушка настолько потеряна в своем собственном представлении о том, что правильно, что она даже не может признать, что все это чертовски возбуждает.

Я не позволяю себе зацикливаться на этой мысли. Вместо этого я использую нож, чтобы разрезать ее трусики. Киска Джун обнажена воском. Я улыбаюсь ей, раздвигая ее половые губки. Она вскрикивает, когда я загоняю в нее свои покрытые спермой пальцы. Она такая чертовски мокрая. Такая невероятно тугая. И я едва могу устоять перед зовом сирены этой милой

маленькой киски. Я смотрю глубоко в ее глаза, когда впихиваю свою сперму в ее узкую маленькую дырочку.

— Вот так, — говорю я ей с мягкостью, которая даже меня удивляет. — Ты можешь оставить её себе, сестренка… Может быть, через некоторое время, у тебя останется милое пухлое напоминание о нашем времени вместе.

Я ухмыляюсь ее удрученному лицу, вытираю пальцы о ее губы, прежде чем вытащить Мариссу из подвала и погрузить комнату в темноту.

Глава 36

Джун

Дни проходят, а за мной никто не приходит. Я продолжаю надеяться, что кто-нибудь вспомнит проверить этот дом, найдет что-нибудь, что заставит их поверить, что я здесь. Но этого не происходит, и мой спаситель не приходит.

Паркер безумен, я окончательно убедилась в этом. Малейшая мелочь выводит его из себя. Меня тошнит в сыром и холодном подвале. Однажды я чихнула, когда он рисовал меня, и это привело его в безумную ярость. Он разорвал холст, над которым работал, прежде чем подойти ко мне с кулаками, готовыми нанести удар. Казалось, он немного успокоился, когда я подняла руки перед лицом, чтобы защититься.

— Я не причиню тебе вреда, сестренка, — сказал он, его голос был болезненно хриплым. Я думаю, это было первое, что он сказал в тот день, будучи слишком увлеченным своим искусством и своим безумием. — Я не могу причинить тебе боль. Мне нужно, чтобы ты оставалась такой, идеально подходящей для меня.

Но он все равно наказал меня. Из-за того, что я чихнула и прервала его творческий процесс, я остался без еды на целый день. Все, что у меня было, это вода. Еда, которую я получаю, все равно скудная, и в итоге я не раз теряла сознание. Я проснулась несколько часов спустя, или, по крайней мере, мне так показалось, я не знаю, который час в этом подземелье, в котором меня держат. Я изо всех сил пытаюсь наладить контакт с Мариссой, но она всегда отказывается встречаться со мной взглядом. Я наконец вижу свой шанс, когда она приходит с едой, а Паркер куда-то уходит, так что мы остаемся только вдвоем. Мой голос звучит хрипло, когда я обращаюсь к ней.

— Марисса, — умоляюще говорю я. — Пожалуйста, ты должна мне помочь. Я умру здесь, если ты этого не сделаешь.

Она игнорирует меня, и я тянусь к ее руке, мои пальцы дрожат, когда я хватаю ее за запястье. Это один из немногих дней, когда мне не затыкают рот кляпом и не связывают, и я знаю, что это может быть моим единственным шансом.

— Марисса, нам нужно выбираться отсюда, — говорю я, горячие слезы уже текут по моим щекам. — Мы можем позвать на помощь… Ты и я, мы сделаем это вместе. Мы не должны так страдать.

Она на мгновение задумывается над моими словами, и на секунду мне кажется, что я достучалась до нее, и она может подумать о том, чтобы помочь мне. Но затем она вырывает свою руку из моей и дает мне пощечину с такой силой, что я падаю обратно на испачканный матрас.

— Не прикасайся ко мне, — шипит она мне, но ее нижняя губа дрожит, и я думаю, что она тоже на грани слез. — Никогда не прикасайся ко мне. Паркер прав… Он всегда прав.

После

этого у меня нет возможности сказать что-нибудь еще, и когда Паркер возвращается, я знаю, что она передала ему то, что я сказала. Он стремительно спускается по лестнице и, как только добегает до меня, тоже дает мне пощечину. Моя щека все еще горит от удара руки Мариссы, и теперь она щиплет еще сильнее. Я сворачиваюсь в клубок, прижимая колени к груди. Я никогда в жизни не чувствовала себя более безнадежной.

Паркер сегодня какой-то странный. Он не рисует, просто ставит стул рядом со мной и смотрит на меня сверху вниз. Время от времени он проводит пальцем по моей коже, дразня меня. Это пугает меня больше, чем когда он рисует, потому что тогда, по крайней мере, он переносит это на холст, а не на меня. И по мере того, как день продолжается, я чувствую, как в комнате нарастает напряжение. Я знаю, что он вот-вот взорвется, и я боюсь последствий того, что кто-то из нас приведет его в действие.

Наконец, после, кажется, нескольких часов наблюдения, Марисса спускается вниз с подносом еды. Однако, спускаясь по лестнице, она спотыкается о последнюю ступеньку и падает, поднос с едой летит в воздух. Как будто время застыло. Марисса катится вниз по лестнице, и в какой-то момент ее полные ужаса глаза встречаются с моими, и когда она приземляется на пол, ее глаза все еще смотрят на меня, я вижу, как она что-то произносит.

Кажется, она говорит:

— Помоги мне. — И это разбивает мое сердце окончательно.

Но это ничто по сравнению с тем, что происходит дальше, то, что, я знаю, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Поднос с грохотом падает на пол, звук эхом разносится по комнате, еда, которая была на нем, разбрызгивается повсюду. Она пачкает одежду Мариссы, и часть её попадает на холст, который установлен перед лестницей. Более того, когда Марисса приземляется на пол, она сносит мольберт, разрывая холст, когда хватается за что-нибудь, за что можно было бы ухватиться.

То, что следует за этим, это несколько напряженных секунд. Паркер все еще смотрит на меня, и я вижу, как меняется выражение его лица. В какой-то момент он сосредоточен и глубоко погружен в свои мысли. Затем его глаза как будто становятся черными. Он медленно оборачивается, осматривая открывшееся перед ним зрелище.

Еще одна картина, испорчена. Еда повсюду. Марисса на полу.

Все это вместе взятое выводит его из себя, и мое сердце замирает в груди, когда он приближается к Мариссе, делая несколько длинных шагов. Его руки обхватывают ее за горло, он поднимает ее в воздух, и душит ее. Ее глаза встречаются с моими, ужас единственная эмоция, которую я вижу. Я слегка задыхаюсь, пытаясь встать с матраса и подойти помочь ей, но теперь я снова связана и ничего не могу сделать, чтобы остановить своего сумасшедшего сводного брата.

Все еще держась за горло Мариссы, Паркер подходит ко мне и толкает меня обратно на матрас. Я делаю резкий вдох, когда сила отправляет меня вниз, резкий удар по ребрам выбивает весь мой страх. Марисса использует это отвлечение в своих интересах и, вырываясь из рук Паркера, бежит к лестнице. Но он слишком быстр для нее, догоняет ее на второй ступеньке и хватает так, словно она ничего не весит.

— Паркер, пожалуйста! — Кричит она, слезы текут по ее лицу, когда он тащит ее вниз. — Паркер, я люблю тебя. Не делай мне больно… Ты же знаешь, что я сделаю для тебя все, что угодно! Что угодно! Мне так жаль! — Он ставит ее перед мольбертом и заставляет посмотреть на беспорядок перед ней.