Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье
Шрифт:
— Господин оберфюрер, позвольте узнать, куда вы направляетесь? — окликнул Раттенхубера один из дозорных. Разведчики устроились на ночлег прямо на земле, расстелив на мху брезентовые плащ-палатки.
— Не волнуйтесь, лейтенант, мы недалеко, — буркнул Иоганн. — Немного побродим по окрестностям и вернемся.
— Я пошлю с вами фельдфебеля, — офицер повернулся, чтобы отдать приказ, но Мария опередила его.
— Не нужно, лейтенант. Под мою ответственность.
«Излишне самоуверенна, — подумал Раттенхубер. — Сегодня эта самоуверенность едва не стоила мне головы».
Тропинка нырнула в заросли
— В такой темноте и заблудиться недолго, — ворчал шедший впереди Йонс.
Старик захватил с собой керосиновую лампу, и его жутковатая, вытянувшаяся тень рыскала теперь по темным кустам, прыгая то вверх, то вниз. Рядом с Йонсом бежала молчаливая белая собака, которую Людвиг звал странным именем Казбек. Ростом Казбек был, пожалуй, с волка, да и клыки у него были такие, что Раттенхубер рядом с ним чувствовал себя неуютно. Но Йонс заверил своих гостей, что Казбек его беспрекословно слушается и не позволит себе даже зарычать на них без приказа хозяина.
Раттенхубер светил фонарем по сторонам, но там не было ровным счетом ничего интересного — сплошная темно-зеленая стена. Неподалеку журчал невидимый ручей.
— Где-то здесь, — сказал, наконец, Йонс. Он стоял под могучим деревом с потрескавшейся корой и светил лампой у его корней. — Этот дуб самый старый в округе, потому-то я так хорошо и запомнил место…
Лампа прыгала у него в руке. В ее неверном свете выпирающие из земли толстые корни были похожи на извивающихся змей. Вдруг старик выхватил из травы еще одну змею, только совсем тонкую и длинную.
— Вот он, госпожа фон Белов, провод, за которым мне велели присматривать.
Мария подошла поближе и взяла «змею» у него из рук.
— Так-так, — проговорила она задумчиво, — я предполагала нечто подобное. Посмотрите, Иоганн.
Раттенхубер подошел и посветил фонарем. Провод был не таким уж тонким, как показался вначале — толщиной в два пальца, в грубой резиновой обмотке.
— Это не телефонный провод, — сказал он уверенно.
— Совершенно верно, это силовой кабель — Мария повернулась к Людвигу. — А куда русские пошли потом?
— Туда, — Йонс махнул рукой вниз по склону горы. — Я показал им короткую дорогу к озеру.
— Мы сможем пройти по этой дороге сейчас?
— Что вы, что вы! — замахал руками старик. — Через этот лес и днем-то ходить непросто, а ночью уж точно можно переломать себе все кости!
Фон Белов немного поразмыслила.
— Ладно, подождем до утра. Но завтра отправимся туда с первыми лучами солнца. А теперь возвращаемся.
Наутро Мария встала на два часа раньше обычного, но утреннюю гимнастику сделала, как всегда, в полном объеме — правда, обливание водой было заменено на купание в горном ручье. Раттенхубер сидел на скамеечке перед домом, курил и смотрел на медленно уползающий в низины туман. Фон Белов, скрытая зарослями дикой ежевики, мурлыкала какую-то песенку.
— Иоганн, вы не поможете мне? — крикнула она, прервав пение. — Я забыла в доме полотенце!
— Одну минуту, — Иоганн затушил папиросу и спрятал ее в банку из-под консервов, которую аккуратный Йонс поставил
— Лежит прямо на кровати!
Раттенхубер вошел в дом. Топчан, который хозяин уступил фон Белов, был чересчур узким и твердым, чтобы его можно было назвать кроватью. Сам Раттенхубер спал на полу, а Йонс ушел ночевать в хлев.
На топчане, кроме полотенца, лежало зеркальце, ридикюль с косметическими принадлежностями и кружевная деталь женского туалета, при взгляде на которую Раттенхубер невольно покраснел.
«Все-таки женщина на войне — это абсурд, — подумал он. Даже если она боксирует, как Макс Шмелинг, стреляет, как ковбой, и лихо водит мотоцикл. Все равно женское начало глубоко чуждо суровому миру войны. Все эти помады, пудреницы, кружавчики…»
Он обратил внимание на книгу, лежавшую на подушке обложкой вверх. «Темная сторона древнегреческого космоса. Мир Гекаты», сочинение Рихарда Вальтера Даре. С чего бы это фон Белов заинтересовалась греками, спросил себя Раттенхубер. Мы же не на Крите, а на Кавказе. Впрочем, мало ли что может прийти в голову женщине!
— Вот ваше полотенце! — громко сказал он, подходя к кустам. Ежевика зашевелилась — Мария попробовала просунуть сквозь ветки руку, но тут же отдернула ее, оцарапавшись о колючки.
— Иоганн, вас не затруднит принести его мне прямо сюда?
Раттенхубер хмыкнул. Он не страдал излишней застенчивостью, но просьба фон Белов его несколько удивила.
— Хорошо, штандартенфюрер, — он обошел кусты и, топая сапогами прямо по воде, приблизился к тому месту, где принимала утреннюю ванну Мария фон Белов.
Она стояла по колено в ледяном ручье, повернувшись к Раттенхуберу боком. Обнаженная, в хрустальных каплях воды, сверкавших в лучах утреннего солнца.
— Я смущаю вас, Иоганн? — засмеялась Мария.
— Нисколько, — ответил Раттенхубер, стараясь не смотреть на ее гладкое, вызывающе соблазнительное тело. — Вот ваше полотенце, возьмите.
Фон Белов вполоборота повернулась к нему. Оберфюрер увидел небольшую крепкую грудь, плоский живот и треугольник светлых волос под ним. Рука, грациозно протянутая к нему, казалась по-девичьи тонкой, но под шелковой кожей были заметны тренированные мускулы.
— Нагота — естественное состояние человека. Все дело в климате. Арийцы, создавшие эллинскую цивилизацию, могли позволить себе ходить обнаженными, а наши предки, германцы, к сожалению, нет. Отсюда и ложный стыд.
Раттенхубер не нашелся, что ответить. Он повернулся и вышел на берег прямо через заросли ежевики, не обращая внимания на царапающие лицо колючки.
«Чертова баба, — думал он про себя. — Еще и издевается! Прекрасно же знает, что мужчина на войне вечно голоден!»
Оберфюрер не считал себя аскетом, но определенных принципов все-таки придерживался. После смерти своей первой жены он несколько лет жил холостяком, но потом неожиданно для самого себя сделал предложение воспитаннице своих мюнхенских родственников Гундель. Как выяснилось позже, Гундель, совсем юная девушка, готовившаяся к карьере пианистки, уже давно была влюблена в статного белокурого офицера СС, охранявшего самого фюрера. Брак оказался счастливым, но детей у них долго не было — лишь недавно Гундель родила Раттенхуберу дочь.