Блокада. Книга 4
Шрифт:
— На чем? — резко спросил Васнецов. — Тебе известны эти места? Там, кроме проселочных дорог и лесных троп, ничего нет! А расстояние от этого Заборья до Новой Ладоги — более двухсот километров. А потом по озеру до Осиновца наберется еще более ста! Всего не менее трехсот километров! Ты представляешь себе, сколько нужно времени, чтобы этот груз попал к нам, даже если его не разбомбят или не потопят по дороге?
— Чего ты от меня требуешь, Сергей Афанасьевич? — тоскливо произнес Павлов.
— Да. Я понимаю… — сказал Васнецов. — И все же как
Он нервно зашагал по комнате.
— Сергей Афанасьевич, — проговорил Павлов, — но ведь Тихвин не взят, и, может быть, мы рано бьем тревогу.
— Рано?! — останавливаясь, воскликнул Васнецов со сдерживаемой яростью. — Довольно нам опаздывать. Довольно! Мы уже наопаздывались, хватит! Некоторым казалось, что и лужские укрепления строить рано: зачем, будет паника, враг еще в сотнях километрах от Ленинграда! А они нас в июле спасли, эти укрепления!
Он снова прошелся взад и вперед по кабинету и продолжал уже спокойнее:
— Будем надеяться на лучшее. И тем не менее прошу тебя обменяться в предварительном порядке мнениями с Лагуновым. И, разумеется, чтобы об этом не знала ни одна живая душа… — Помолчал и добавил: — А я ведь к тебе не только за этим пришел. Есть еще одно дело…
Он взял с письменного стола перекидной календарь, медленно перелистал испещренные заметками Павлова листки, поставил календарь на место и сказал:
— Сядь, пожалуйста, Дмитрий Васильевич, и постарайся на несколько минут забыть об этой карте.
Павлов, размышляя, о чем еще может пойти речь, вернулся к столу и сел, а Васнецов остался стоять, только облокотился о спинку кресла и, наклонясь к Павлову, заговорил каким-то неожиданно робким голосом:
— Хочу посоветоваться с тобой… Дело вот в чем… Скоро Октябрьская годовщина, меньше двух недель осталось… Верно?
— Да, — рассеянно кивнул Павлов, который в эти минуты меньше всего думал о предстоящей дате.
— Так вот, — продолжал Васнецов, — мучает меня одна мысль… Неужели мы ничем не сможем порадовать людей?
Павлов пожал плечами.
— Самой большой радостью было бы узнать, что… — сказал он, но Васнецов перебил:
— Перестань, Дмитрий Васильевич! Это я понимаю и без тебя! Может быть, придет к тому времени эта радость, а может быть, и нет… Но я о другом. Неужели у тебя нет никаких предложений?..
— Какие там предложения?! Ни о чем ни думать, ни говорить сейчас не могу.
— Да забудь ты об этих сволочах, о фашистах проклятых! — воскликнул Васнецов. — Хоть на две-три минуты забудь! Ну, дадим себе пару минут отдыха. Неужели мы его не заслужили?
Он сел напротив Павлова, почти касаясь его колен, и тихо спросил:
— Слушай, Васильевич, тебе в Октябрьские дни бывать у нас приходилось? Ну, на праздники?
— Бывал, конечно, — хмуро ответил Павлов.
— Значит, помнишь… Хорошо у нас праздновали, верно?..
Он как-то по-детски полураскрыл рот,
— Да, у нас хорошо праздновали, — повторил он. — На площади — военный парад… потом — демонстрация… впереди старые большевики идут, участники штурма Зимнего… за ними — путиловцы, обуховцы, невские машиностроители, «Севкабель»… Сама История шагает! А на Неве корабли… А вечером, — помнишь, Павлов, как вечером седьмого ноября наш город выглядел! Всюду огни, от Зимнего до Московского вокзала весь проспект — точно Млечный Путь… А народу, народу-то — не протолкнешься! Витрины сверкают…
— Не трави душу, Сергей Афанасьевич…
Но Васнецов, казалось, не слышал Павлова. Светлая улыбка не сходила с его лица.
— На стенах — флаги красные полощутся… А в домах — песни, музыка, танцуют…
Васнецов умолк на мгновение и вдруг неожиданно резким движением положил руку Павлову на колено, сжал его и, весь подавшись вперед, проговорил:
— Слушай, Дмитрий, можем мы к празднику хоть чем-то порадовать людей? А? Можем? Ну хоть чем-нибудь! Ну пусть не всех, хоть детишек только, а?
Павлов молчал. Слушать Васнецова было для него пыткой. Наконец он отозвался чуть слышно:
— Это жестоко, Сергей Афанасьевич! Как ты можешь…
Не договорил и махнул рукой.
— Знаю, все знаю, прости! — сказал Васнецов. — Понимаю, прикажи тебе: голодай неделю, в рот ничего не бери, но накорми людей — сделаешь! А сейчас от тебя другое требуется — найти… суметь! Надо что-то придумать, Дмитрий! Хоть детишкам! Ну, давай вместе в Новую Ладогу слетаем, моряков поднимем, они и в шторм пойдут, если мы им скажем зачем!
— Ты сам знаешь, что они и так почти месяц в любой шторм выходят. Их агитировать нечего…
— Верно, знаю, по все же!.. Неужели мы не сможем дать людям на праздники хоть маленькую прибавку?
Павлов в упор посмотрел на Васнецова.
— Дать седьмого ноября прибавку, чтобы отнять ее восьмого, да? — жестко спросил он. — Отнять, чтобы покрыть перерасход?
Васнецов отвел глаза.
Наступило гнетущее молчание.
Павлов почувствовал, что не в силах его вынести. Он встал, отошел к стене. Потом вернулся, сел в кресло за стол и, глядя в разложенные бумаги, чтобы только не видеть глаз Васнецова, сказал холодно и отчужденно:
— Впрочем, ты секретарь горкома. Посоветуйся с Андреем Александровичем, и примите решение. Будет выполнено.
— Нет, — покачал головой Васнецов и тихо добавил: — Ты прав…
Павлов поднял голову, посмотрел на Васнецова и увидел, что лицо его приняло прежнее, напряженно жесткое выражение.
Несколько секунд Васнецов сидел неподвижно. Потом встал и направился к двери.
— Подожди, Сергей Афанасьевич! — неожиданно вырвалось у Павлова, когда тот уже взялся за ручку двери. — Подожди минуту, — повторил он, — дай мне подумать… — И сжал ладонями виски.