Блокада. Книга 5
Шрифт:
— Куда следуете, товарищ капитан? — спросил часовой.
— Резервный полк тут, что ли, находится? — ответил Суровцев вопросом.
— Товарищ лейтенант! — крикнул часовой, обернувшись.
«Карнача зовет, — усмехнулся про себя Суровцев, — тоже мне воинская часть, как настоящая…»
Через минуту он услышал, точнее, угадал приближающиеся шаги. Кто-то в валенках спускался по лестнице.
— Вот капитан здесь, товарищ лейтенант, наш полк спрашивает, — доложил часовой появившемуся из
— Слушаю вас, товарищ капитан, — сказал тот, подходя к Суровцеву.
По лицу его нельзя было определить, молод лейтенант или стар, оно было таким же темным, с заострившимся носом, как и у часового.
— Документы, что ли, показывать? — усмехнулся Суровцев. И, опустив свой вещмешок на пол, полез за борт полушубка в нагрудный карман за документами.
Лейтенант отошел к стоявшей на подоконнике коптилке и, взглянув в командировочное предписание, сказал:
— Тридцать — двадцать пять… Все верно. Пойдемте, товарищ капитан.
И первым пошел наверх.
Поднявшись на третий этаж, свернул в коридор и открыл одну из дверей:
— Заходите, товарищ капитан.
В маленькой комнате возле наглухо забитого окна стоял письменный стол, на нем горящая коптилка, кипа придавленных чернильницей бумаг, пишущая машинка. На стенах висели портреты Сталина и Жданова.
— Садитесь, товарищ капитан, — сказал лейтенант и, не дожидаясь, пока Суровцев сядет, устало опустился на стул. — Сейчас я внесу вас в список.
Он положил документы Суровцева на стол, вытащил из ящика разграфленный лист бумаги, наполовину уже заполненный, взял лежавшую на столе ручку и ткнул ею в чернильницу.
— Ну вот, опять замерзли… — пробормотал он. — Ладно, успеется… Вам надо представиться командиру полка. Сейчас идет собрание комсостава. Уже заканчивается… Подождите.
Суровцеву хотелось расспросить лейтенанта, что за полк, давно ли находится в резерве, но лейтенант закрыл глаза и, казалось, мгновенно задремал.
Прошло несколько минут, в коридоре раздались голоса, шум шагов, дверь в комнату раскрылась, и через порог шагнул человек в шинели с двумя майорскими шпалами в петлицах. За ним — другой, в полушубке.
Суровцев встал. Вскочил и сразу же очнувшийся лейтенант.
— Товарищ майор, — доложил он, — вот товарищ капитан в наш полк прибыл.
— Товарищ майор… — начал было Суровцев, поднося руку к ушанке, — прибыл согласно…
Но майор прервал его:
— Подождите! — И, повернувшись к стоявшему сзади военному в полушубке, сказал: — Разрешите заняться с капитаном, товарищ член Военного совета?
— Да, конечно, — ответил тот и, подойдя ближе, удивленно произнес: — Капитан Суровцев?
Суровцев узнал Васнецова.
— Я, товарищ член Военного совета, — ответил он растерянно.
— Старый
— Так точно, — ответил Суровцев.
— Причина вызова ясна?
— Мне ясно одно, товарищ дивизионный комиссар, — сказал Суровцев, — наверное, Дубровка накрылась, не нужна стала!
Сказал и сам испугался резкости своих слов.
— Нам нужен Ленинград, капитан, — спокойно произнес Васнецов.
— Ленинград?! — воскликнул Суровцев. — Но он… он же… — И оборвал себя на полуслове.
Наступила пауза. Суровцев заметил хмурый взгляд майора и представил себе, какой втык потом получит от него за разговор в таком тоне с членом Военного совета…
Неожиданно Васнецов сказал:
— Вы можете оставить нас на несколько минут?
Майор, видимо, не сразу понял, к кому обращается Васнецов, заморгал, растерянно переводя взгляд с него на Суровцева.
— Товарищ Суровцев не поспел к нашему собранию. Вот я и хочу побеседовать с ним… Политико-воспитательную работу провести, — пояснил Васнецов с легкой усмешкой.
— Понятно, товарищ дивизионный комиссар, — вытягиваясь, произнес майор. — А мне… а нам разрешите приступать?
— Приступайте.
Майор и лейтенант молча вышли.
А Васнецов сел и, кивнув на соседний стул, сказал:
— Садитесь, товарищ Суровцев, поговорим… — Расстегнул полушубок, уперся локтями в стол и спросил: — Значит, когда вы покинули Дубровку?
— Вчера ночью. То есть сегодня, — ответил Суровцев. — Подняли, как по тревоге… Приказ «тридцать — двадцать пять».
— Это важный приказ, — проговорил Васнецов.
— Куда важнее, товарищ дивизионный комиссар, — с горечью произнес Суровцев. — Чтобы начать в резерве околачиваться, каждая минута дорога.
Он сознавал, что не имеет права так говорить с членом Военного совета, что дивизионный комиссар в любую минуту может скомандовать ему: «Встать, смирно!»
Но Васнецов, казалось, не обратил никакого внимания на вызывающий тон капитана.
— Это очень важный приказ, — повторил он, внимательно посмотрел на Суровцева и спросил: — Вы… уже видели Ленинград?
— Видел… Все видел!..
— Что же вы видели? — сдвигая к переносице свои густые черные брови, спросил Васнецов.
— Смерть видел! Повсюду смерть!..
Желание высказать, разом выплеснуть все, что переполняло его сердце, охватило Суровцева.
— Санки видел! Маленькие, разноцветные, на которых раньше детей катали. А сейчас трупы везут! Везут и везут, не знаю куда!
— Вы что же там, у Невской Дубровки, не знали, что в Ленинграде происходит? Так я должен вас понимать?