Блокадный дневник Лены Мухиной

Мухина Лена

Ночь я не спала, к утру вещи мои были собраны. И я решила так, завтра к самому открытию пойти в столовую и те крупяные талончики, какие можно будет*.

* Так в тексте.

И вот из-за этого-то я и не уехала. Когда я к 12-ти пришла на эвакопункт, там стояла жуткая очередь. Запись была в полном разгаре, но записывали только на 9-ое. Я решила записаться на 9-ое. Но к 2-ум часам запись прекратили, сказав, что сегодня больше записывать не будут. Приходите завтра к 9-ти. И вот моя 2-ая ошибка – я поверила и больше в этот день не приходила. Оказывается, в 5 часов снова записывали на 8-ое и мои соседи по очереди как раз пришли и записались. Я их видела 8-ого,

как они уже оформлялись. Какая же обида. Моя третья ошибка заключалась в том, что я 8-ого пошла к 8-ми часам, и там уже стояла большая очередь, и, когда нам раздали номера, я была 236. Но в тот день записали только 10 человек. Я простояла в очереди до 2-ух, потом ушла, а в 6 часов вечера снова пришла и толкалась там до 8-ми часов вечера, но в тот день так и не записали больше ни единого человека.

Наученная горьким опытом, я в ночь на 9-ое не спала вовсе, хотя за последние дни совсем измучилась.

Чуть рассвело, я пошла. Я встала в очередь в 5 часов и была 78. Если бы в этот день была бы запись, я, конечно, бы записалась бы и уехала, но записи опять не было. Мы простояли в очереди целый день, и нам объявили, что записи сегодня не будет и неизвестно, когда будет. Но мы, самые отчаянные, те, которые, как и я, уже все, все распродали, вещи сложили, расчет получили, даже некоторые уже и карточки сдали, мы решили, будь что будет, сидеть уж до вечера, а вдруг на какой-нибудь эшелон останется несколько свободных мест. Но потом нам громогласно объявили, что эвакуация вообще временно прекращена в связи с наступлением весенних теплых дней и большой перегрузки последних эшелонов. Нам ничего не оставалось делать, как разойтись.

Я вышла на улицу, шатаясь, едва добрела до дома. Был теплый солнечный весенний день. На солнышке было +13 градусов тепла. По улицам журчали бурные полноводные ручьи. Весело чирикали воробьи, а в ясном, голубом небе гудели краснокрылые птицы. Но меня не радовало все это, а, наоборот, только злило. Если бы хоть немного подморозило, может, еще удалось бы уехать. Какая обида, все продала, всю комнату перевернула вверх дном, а главное – получила из Горького долгожданную телеграмму: «Выезжай. Женя. Нюра». Совсем уж распростилась было с Ленинградом и вот, нате, пожалуйста, приехали! И теперь сижу опять на 300 гр. хлеба, крупа-то у меня вырезана.

Ну что ж делать. Такова уж моя судьба. Будем ждать мая.

Вчера же вечером пошла к Якову Григорьевичу, все ему рассказала и попросила устроить к себе в артель. Он, оказывается, обо мне уже говорил, и начальник сказал, чтобы я 10-ого к нему пришла, он меня примет. Но я за эти дни так измоталась, так измучилась, что едва стою на ногах. Сегодня, 10-ого, я идти туда не в состоянии. Пойду завтра. А сегодня мне надо хорошенько отоспаться, тем более что вот еще только 2 часа дня, а я уже съела весь свой хлеб, и больше ничего съедобного до завтра у меня нет, а завтра опять 300 .гр. хлеба, и все.

Тяжело мне будет жить. Комната стала для меня теперь совсем чужая, да и оставшиеся вещи тоже чужие, и мне не хочется к ним даже прикасаться. Ведь я уж простилась с ними, я их оставляю здесь.

А на улице и следа не осталось от зимы. Сегодня с утра пасмурно, весь день уныло скребется первый весенний дождик ко мне в окошко и нагоняет смертельную тоску. Исчезли сани, появились телеги. Накрапывает дождишко, так грустно мне. Обвожу глазами эту пустую комнату, и прямо провалиться сквозь землю хочется.

Несчастная я, несчастная. Никому-то до меня нет дела. Осталась я одна на этом свете.

«Позор! Тоска! О жалкий жребий мой!»[95] «А счастье было

так близко, так близко, так близко!!!!»[96]

11/IV-42 г.

Пасмурно. Скучный, серый день. Узнала я от Якова Григорьевича, что с работой надо подождать денька 2, 3. На меня напало уныние и отчаянье. К 3-ем часам пошла в столовую, получила порцию гороховой каши. Потом пошла в эвакопункт, проведать на всякий случай. Узнала, что записи сегодня не было, но люди ждут, люди еще надеются. И по разговорам, если судить, это прекращение эвакуации – временное явление. Слишком большая перегрузка эшелонов. На обратном пути встретила двух подруг из 9а. Поведала им свое горе, и они меня успокоили, сказав тоже, что эвакуация еще будет и мне удастся еще уехать. На прощание пожелали мне счастливого пути.

У меня снова закрепилась надежда. Маленькая, но все же надежда. Может, денька через 3, 4 снова начнут записывать, и тогда… прощай, Ленинград! Сразу же уеду. Так что мне надо быть наготове. Надо получше собраться, переложить вещи. Еще раз все пересмотреть и без жалости оставить все менее необходимое. Хорошо бы попробовать уложиться в один чемодан, чемодан и заплечный мешок, а то, говорят, на вокзале жутко воруют, а я же притом одна, мои вещи хранить некому.

Нет, я согласна ехать вовсе без вещей, только не оставаться в этом проклятом злополучном Ленинграде. Здесь меня ждет гибель. Уезд отсюда – мое спасенье. Итак, будем надеяться!!!

12/IV

Еще вчера вечером погода прояснилась. Сегодня на редкость теплый солнечный день. Крыши совсем обсохли.

Взяла в столовой суп гороховый и колбасу. Купила хлеба, накрошила в суп колбасу и хлеб и, добавив воды, сварила новый суп. Сыта по горло. Но хлеб уже успела съесть все-таки весь. А сейчас только 3 часа дня. Сижу у окна, смотрю на голубое небо, на залитые солнцем соседние крыши и тщетно* пытаюсь увидеть хоть какого-нибудь воробьишку. Нет никого.

* Слово читается предположительно.

У меня вдруг пошли часы. Завтра или послезавтра я поступлю на работу к Якову Григорьевичу. Получу рабочую карточку, буду покупать по 500 гр. хлеба, а через недельку-полторы, наверно, возобновится эвакуация, и я сейчас же уеду. Вчера я узнала от одного важного военного, что эвакуация временно прекратилась, так как лед уже стал непрочный, и сейчас идет последняя переброска грузов по льду на машинах. А потом грузы будут доставляться в Ленинград на баржах, для этого ледоколы специально прорубают во льду канал. Значит, в Ленинград будут приходить баржи с грузом, а обратно не идти же им пустыми? Вот на них-то и будут проводить переброску людей взамен ледяного пути, и тогда снова начнется запись. И я уеду.

Тоска, тоска меня грызет и гложет. Тошно, тяжко, тяжело. Сижу у окошка в комнате холодной и вою, вою, вою от тоски.

Мама… ма…ма!!

Попросила у Розалии Павловны пропуск в столовую д. 42. Получила два супа лапши. Супы густые, вкусные. Сразу поднялось настроение. Завтра новая выдача крупы, и завтра же рабочим выдадут сахар. Значит, я сразу же, как устроюсь на работу, получу сахар. Когда сыта, тебе и море по колено. Вот я сегодня совершенно сыта. Ну, много ли мне надо? Всего-навсего 60 гр. крупы, т. е. 3 супа, и 300 гр. хлеба. Завтра, если устраиваться на работу еще будет рано, я тоже не погибну. Я могу получить в столовой еще на 2 крупяных талона и на 1 мясной. Или нет, я могу в магазине купить гороха, а потом 300 гр. хлеба, и, может быть, соседка даст 150 гр. хлеба за некоторые тряпки. Так что я живу!