Блондинка-рабыня
Шрифт:
— Очень сожалею, что не присутствовал при этом, — улыбнулся Феннер. — Если я правильно вас понял, на втором этаже Мамаша содержит бордель. Вы рассказали об этом Бренеру?
— Конечно. Но мы ничего не можем сделать. Почти все члены клуба — крупные шишки, к ним трудно подобраться. Нам никогда не дадут ордера на обыск. К тому же, эта коробка — настоящий блокгауз. Входная дверь из толстого железа, и на окнах решетки.
— Никаких догадок относительно того, что происходит за
— Никаких. Предоставляю вам догадываться об этом.
— Где я смогу найти девицу Борг?
— Она живет вместе с Шульцем на Малвер-Курт. Последний этаж. Но будьте осторожны.
После ухода Дойла Феннер потратил час на просмотр бумаг, которые он принес. Он не много узнал из них. Разве только, что Шульц выходит из дома в одиннадцать, а Анна — в час и завтракает в клубе.
Феннер позвонил Паоле в контору.
— Я приеду после завтрака. Сейчас еду повидать девицу Борг. Для меня нет писем?
— Звонил мистер Блэндиш. Он хотел знать, нет ли чего нового.
— Я позвоню ему. Больше ничего?
— Приходила толстая тетка, хотела, чтобы ты нашел ее собаку. Я сказала, что ты не выносишь собак.
— Возможно, со временем так и будет.
Он повесил трубку и позвонил Блэндишу.
— Я по-прежнему уверен, что Анна Борг многое может прояснить, — сказал Феннер, когда на другом конце провода отозвался Блэндиш. — Все зависит от того, как приняться за нее. Флики провозились с ней несколько часов и ничего не добились, а я постараюсь заставить ее говорить с помощью долларов. Вы сказали, что деньги для вас не имеют значения. Это по-прежнему так?
— Конечно. А что вы хотите предпринять?
— Я посулю ей ангажемент на Бродвее, который вы якобы устроите ей, если она поможет нам добраться до Рили.
— Попробуйте.
— Я вам позвоню после разговора с ней. — Феннер положил трубку.
Эдди Шульц внезапно очнулся от глубокого сна. Было около десяти.
Анна спала рядом. Она тихонько похрапывала, и Эдди с раздражением посмотрел на нее.
Потом встал и стал искать сигареты. У него болела голова, и чувствовал он себя отвратительно. Закурив, прошел в гостиную и налил себе стакан виски.
Алкоголь вызвал боль в желудке. Он поворчал, но виски придало ему немного бодрости. Мысли пришли в относительный порядок.
Эдди вспомнил про флика, которого видел прошлой ночью. Мамаша взбесилась, когда Слим доложил ей, что тот поднимался на второй этаж. Она была, конечно, права. Он допустил небрежность. Но что уж такого флик мог увидеть на втором этаже? Ничего. Это Слим закатил истерику. Эдди думал, что этот кретин убьет его. Если бы Мамаши там не было, Слим наверняка всадил бы нож ему в горло. Воспоминание вызвало у него холодный пот.
Все-таки это была ошибка Мамаши. Она оплошала, позволив своему дегенерату сохранить для себя дочь Блэндиша. А ведь могла распорядиться иначе!
Он вошел в спальню.
Анна проснулась, сбросила простыню и, лежа на спине, смотрела в потолок. На ней была прозрачная нейлоновая рубашка.
— Послушай, ты ведь сейчас не демонстрируешь свой номер, — проворчал Эдди, направляясь в ванную. — Накройся-ка, бесстыдница!
Он вернулся через десять минут, выбритый и посвежевший. Анна лежала в той же позе, по-прежнему уставившись в потолок.
— Вместо того чтобы изображать из себя статую, лучше бы сварила мне чашку кофе, — буркнул Эдди.
— Пойди сам приготовь. — Анна села в постели. — Эдди, мне тошно от такой жизни. Долго я не смогу выдержать.
— Тебе не нравится такая жизнь, да? Вот уже два месяца, как ты, наконец, проявила свои таланты, и это приносит тебе немало башлей. Ты выступаешь в лучшем кабаре города и получаешь 150 монет в неделю. И тебе этого мало? Что же тебе еще нужно? Больше фрика?
— Я хочу быть знаменитой, — заявила Анна.
Эдди пожал плечами и отправился на кухню варить себе кофе. Вскоре там появилась и Анна. Она надела пеньюар и причесалась. И сразу заметила бутылку виски, которую Эдди забыл убрать.
— Не можешь пробыть и десяти минут без выпивки, да? Ты что, хочешь стать алкоголиком?
— Заткнись! — зарычал Эдди.
Они пили кофе в полном молчании.
— Если бы найти спонсора, с каким бы удовольствием я бросила эту дыру!
— Если бы я нашел типа, который финансировал бы меня, я сделал бы то же самое, — насмешливо проговорил Эдди. — Ты кончишь изводить меня своим проклятым талантом? Почему ты не хочешь принимать вещи такими, как они есть? Таких, как ты, — тринадцать на дюжину! Не учитываешь ты этого, красотка!
— Вы, мужчины, все одинаковы. — Анна горько усмехнулась. — Франк был совершенно такой же, как ты. Единственное, что вас интересует, это моя анатомия. Вы не меня любите, а…
— Если обертка хороша, — проворчал Эдди, — к чему мне знать, что там внутри.
— А если бы я была некрасива, Эдди? Ты бы посмотрел на меня? Нет, разумеется нет. А ведь это была бы тоже я.
— К чему все эти разговоры?
— Я боюсь состариться. И до того, как это случится, я хочу добиться своего. Я хочу стать примадонной, а не маленькой певичкой в провинции за четыре цента.
— О! Скажешь тоже! Ты меня изведешь! Ведь ты отлично устроена, разве нет?