Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)
Шрифт:
– Все, каждое движение и звук, тщательно фиксируется, – пояснил академик Павлов. – Пройдемте вперед, пусть господин президент познакомится с испытуемым.
Трое обогнули кресло и остановились перед закрепленным в ремнях человеком. Подпутин с интересом, фиксируя малейшие детали, окинул взглядом примерно сорокалетнюю особь мужского пола. Ничего необычного, мужчина как мужчина, одетый в черный костюм и белую рубашку, ансамбль которых дополнял довольно модный галстук. Небольшие, как и у самого президента, залысины, телосложение среднее, рост, наверное, тоже средний, возрастные морщинки вокруг светлых глаз и рта, слегка
– Здравствуйте. – Президент чуть было не протянул для приветствия руку, но вовремя спохватился, ограничился кивком.
– Здравствуйте, – спокойно ответил мужчина. – Вы Подпутин?
– Да, – совсем просто ответил президент.
– Я видел вас по телевизору, – зачем-то сказал мужчина, словно могло быть по-иному.
– Это хорошо, – зачем-то ответил президент.
– Я доброволец, – с гордостью сказал мужчина.
– Я знаю, – сказал президент. Он прекрасно осознавал всю тупость происходящего разговора, но тем не менее поддерживал его. Наверное, чтобы унять вдруг охватившее его волнение. Ведь сейчас произойдет нечто особенное, сейчас в этом зале случится настоящее чудо, сейчас он услышит магическое Слово, которое повлияет на всю мировую историю, Слово, за которое он в лице человека, представляющего государство, выложил целый миллиард...
– Начнем? – предложил Подберезовский, и его дрогнувший от напряжения, вызванного крайней степенью волнения, голос лишь усилил только что охватившее и переполнившее президента чувство.
– Начнем, – слегка севшим голосом подтвердил он.
– Для чистоты эксперимента прошу отойти за его спину, господа, – предложил тоже севшим голосом академик Павлов.
Трое прошли за кресло, словно задались целью спрятаться от находящегося в нем человека, и остановились в нескольких метрах от него.
– Успокойтесь, голубчик, все нормально, ничего опасного, все под моим контролем, – проговорил академик Павлов.
Готовый возмутиться такой фамильярностью, президент повернул к нему голову и только тогда сообразил, что эти слова адресовались подопытному.
– Эксперимент точно не опасен? С ним ничего не случится? – чтобы скрыть смущение, спровоцировавшее некоторое покраснение кожных покровов лица, строго спросил он.
– Он доброволец, – напомнил Подберезовский.
– Эксперимент не представляет опасности, – заверил президента Павлов. – И для нас тоже, – кажется, уловив ход мыслей Подпутина, добавил он. Затем он помолчал несколько мгновений и, явно собираясь с духом, набрал в грудь воздуха. Президент увидел, что академик держит пульт дистанционного управления, но в какой момент тот взял его в руки, он не заметил. – Итак... – будто нарочно затягивая время, не решаясь приблизить ответственный момент, тихо произнес академик, – начинаем...
– Смотрите внимательно, – предупредил Подберезовский, и предельно сконцентрировавшийся, всем телом напрягшийся в ожидании чуда президент не нашел сил даже отмахнуться.
– Родина! – вдруг громко выкрикнул Павлов, и вздрогнувший от неожиданности Подпутин, отпрянув, посмотрел на него внимательно – не имеет ли здесь место кратковременное помешательство.
– Владимир Владимирович! Вы ж туда, туда смотрите! – громко прошептал Подберезовский. Очевидно, пребывая в крайней степени возбуждения, он, нарушая этикет, потянул президента за рукав.
– Смотрю.
– В том-то и дело! – радостно подтвердил Подберезовский. – Вы просто не понимаете. Пока не понимаете! Никакой реакции – в том-то и дело! Это же замечательно!
Подпутин хотел сказать что-то резкое, но тут Павлов выкрикнул вторично и он промолчал. Возможно, он действительно ничего не понимает. Пока. Надо смотреть и слушать...
– Родина! – еще громче выкрикнул академик. Мужчина продолжал сидеть в своем кресле недвижно, будто все эти выкрики никоим образом его не касались. – Родина!.. Долг!.. Отечество в опасности!..
Павлов шевельнул пальцами, активизируя какую-то кнопку на пульте, и из динамиков раздался мерный гул мощных двигателей. Звуковая имитация надвигающихся танков была столь правдоподобной, что Подпутин, не сумев справиться с собой, нервно оглянулся, словно вражеские машины могли каким-то немыслимым образом просочиться на минус четвертый этаж российского секретного института физиологии млекопитающих. Мужчина же сидел как ни в чем не бывало и, хотя лица его не было видно, президент готов был поклясться, что тот даже бровью не повел.
– Долг!.. Родина!.. – подобно заведенному, словно его заклинило, некоторое время продолжал заполошно выкрикивать академик, затем перешел на более обыденные, приземленные, но куда более существенные для думающего млекопитающего понятия. – Жратва! – отключив танковые моторы, уже много тише, почти вкрадчиво выкрикнул он. – Вкусная жратва!.. Жареные сосиски!.. Пиво!..
Наконец мужчина проявил хоть какую-то, заметную глазу независимого наблюдателя реакцию. Он недоверчиво шевельнул ушами; в пределах, позволяемых ему ошейником, на несколько градусов крутанул вправо-влево головой. Наверняка принюхивается, – почему-то наполнился уверенностью президент. Ему уже стало интересно, хотя несколькими секундами раньше он почти окончательно решил, что над ним попросту издеваются.
– Смотрите, Владимир Владимирович, смотрите же... – яростно зашептал Подберезовский, и его пальцы опять впились в президентский рукав. – Сейчас... сейчас вы услышите Слово... – Он слегка брызнул слюной, замер, подобно обнаружившей дичь и делающей стойку охотничьей собаке.
Его состояние передалось президенту. Не делая замечания за вольность и не пытаясь стряхнуть со своей руки чужую, Подпутин и сам напрягся подобно собаке, только другой, более утонченной породы.
– Блондинка! – неестественно хрипло выкрикнул Павлов. – Блондинка с шикарной фигурой и загорелыми ногами!
Человек в кресле напрягся, это было видно по его плечам – казалось, пиджак вздыбился от напружинившихся под материей мышц. Он попробовал крутануть головой, но не смог сделать этого из-за прочно удерживающего шею ремня. Шея побагровела, напитываясь кровью, человек издал протяжный звук, более всего похожий на стон бессильной злобы или ярости, затем обмяк, но продолжалось это всего несколько мгновений, потому что академик выкрикнул еще раз – уже не хрипло, но словно дразня, со звонкой пионерской задорностью: