Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)
Шрифт:
– Блондинка на высоких каблуках! Блондинка! Блондинка с загорелыми ногами!..
Человек в кресле хрипел, рычал, бормотал что-то нечленораздельно-грозное, силясь высвободиться из кожаных оков; прочно вмонтированное кресло ходило ходуном, у его основания вздыбился пол, несколько плиток покрытия с треском вылетели из своих гнезд, ремни скрипели, но их скрип перекрывал другой – яростно трущихся друг о друга зубов. Напрягаясь, изнемогая и тут же вновь обретая силы, сотрясаясь в сильнейших конвульсиях, тщетно пытаясь заглянуть за свое плечо, подопытный силился узреть еще не видимую, возможно несуществующую, но заранее такую вожделенную блондинку.
– Отпустите, суки!.. Президент, мать твою так, прикажи, чтобы
Павлов повозился с кнопками дистанционного пульта и зал заполнился звуком звонко цокающих каблучков. Благодаря грамотному расположению колонок и хорошей акустике лаборатории, создалась полная иллюзия нахождения в помещении изящного женского существа, потому что такую обувь на таких тонких и непременно высоких каблуках может себе позволить существо только возвышенное – то есть, красивая женщина. Вот она появилась где-то слева, вот она неспешно, дразнящей мужчин походкой, сопровождаемой непременным покачиванием бедер, пересекает зал... Иллюзия была столь сильна, что Подпутин опять, как при недавнем шуме танковых двигателей, невольно оглянулся. Правда, сейчас, в отличие от первого раза, у него отвердел член, что он и зафиксировал с огромным неудовольствием и даже некоторой злостью – он всегда гордился своей безмерной выдержкой. Не позволяя себе помочь предавшему его организму рукой, Подпутин, стараясь делать это незаметно, осторожно повел тазом, пробуя укротить столь неожиданную паховую бурю. Одновременно он покосился на Подберезовского – ничего не заметил?.. Аварию, наконец, удалось устранить – президентский предмет соскользнул вниз и удачно пристроился в рельефе ткани трусов. Переведя дух, Подпутин уже открыто посмотрел на олигарха и не особенно удивился, заметив, что тот, ничуть не таясь, запустил руку в штаны и азартно роется в паху. Ну и дела... Кажется, они тут все посходили с ума, – подумал президент, переведя взгляд теперь на Павлова.
– Блондинка! – подобно безнадежно заевшей пластинке, повторял тот. Чувствовалось, что академику очень приятно произносить это слово и – еще больше – следующее за ним словосочетание: – Блондинка с загорелыми ногами!..
Уже без какого-то бы то ни было удивления Подпутин отметил, что и у этого характерно оттопырился халат. Мужчина же в кресле просто неистовствовал в своем стремлении высвободиться. Удерживающие его ремни заскрипели уже совсем громко, багровое лицо вывернулось с неестественным поворотом шеи, с губ бурным потоком потекла крупно пузырящаяся пена...
– Фашисты!.. Пустите меня!.. Фашисты!.. Где эта, загорелая... Где она!..
Звонко лопнул первый ремень, мужчина торжествующе взревел, схватился высвободившейся рукой за ремень шейный, рванул... Пригнувшись свободной теперь от пут головой ко второму запястью, он с урчанием впился зубами в толстую коровью кожу...
– Владимир Владимирович!
– Что... – пробормотал президент, опомнившись. Он силой заставил себя отвести взгляд от почти освободившегося, предельно возбужденного, потерявшего человеческий облик самца, вырвал свою руку из цепких, хотя и скользких от пота ладоней Подберезовского. – Что вы сказали?
– Эвакуация! – на ходу прокричал Павлов. Он огромными скачками мчался прочь и ничуть не стеснялся того обстоятельства, что, поддавшись панике, рванулся к выходу первым, не дожидаясь, подобно капитану тонущего корабля, когда ставшее опасным плавсредство сначала покинут его пассажиры.
Отбросив приличия, двое со всех ног бросились его догонять, а замигавшая вдруг красная лампочка на входе лишь подстегнула их рвение. Когда же раздалось короткое, мерное рявканье мощной сирены, от зловещих звуков которой в жилах заледенела кровь, троих участников эксперимента охватила настоящая паника. Даже выбежав в коридор и с усилием, навалившись втроем, захлопнув за собой тяжеленные бронированные двери, у которых отказала автоматика, они не ощутили себя в безопасности.
– Откройте, суки!.. Пустите меня!.. – подобно ревущему водопаду бесновался за дверью кто-то, и трудно было поверить, что этот человек, рост и вес которого президент совсем недавно оценил как средние, сотрясал своим телом броню дверей подобно тому тяжелому танку, рев которого недавно почти обманул очутившегося в такой ситуации впервые президента. Кстати, рев танка, в отличие от стука виртуальных каблуков, не вызвал у него заметных внешне физиологических реакций, и сейчас президент вдруг не к месту подумал: интересно, как бы проявил себя в этой ситуации министр обороны.
Рефлекторно пригибаясь, трое рванулись прочь, быстрей к спасительному лифту. С потолка сыпалась штукатурка, стены коридора сотрясались, звуки бьющего в дверь тарана подгоняли беглецов, заставляя их убыстрять шаг почти до бега...
– Видели, Владимир Владимирович? – едва отдышавшись, радостно спросил Подберезовский. Их троица только что вывалились из лифта. – Слышали? Вот оно, Слово! Зря вы волновались – не пропали государственные денежки! За такое удачное исследование неплохо бы и премиальных добавить. Один только гомункул, вон, сколько жрет... Но Слово-то, Слово! Слыхали? Теперь не только американцы с их договором о крылатых ракетах – теперь весь мир у вас в кармане. Владейте себе на здоровье... Что! Что такое! – Увидев глаза президента, он потемнел лицом, испуганно попятился, потеряв характерную улыбку истинно счастливого человека – удачно надувшего кого-то одесского торговца.
Покосившись на суетящегося Павлова – тот откомандировывал вниз группу дюжих санитаров с дубинками и огромными шприцами наперевес, – внешне уже совершенно спокойный, Подпутин поправил сбившийся набок галстук. Затем жестом отогнал охранника, – увидев, в каком состоянии вышел из лифта президент, тот примчался, выхватив на ходу пистолет и покрыв вестибюль огромными скачками в несколько коротких мгновений, – сузил глаза, сфокусировав взгляд так, что Подберезовский попятился...
– Добавить, говорите, Борис Абрамович, за гомункула?.. – свистящим шепотом переспросил президент. Он схватил Подберезовского за галстук, крутанул, наматывая его на кисть, пока на один оборот. – А что, и добавлю, пожалуй... – Он крутанул вокруг кулака еще раз и потянул вниз, отчего Подберезовский переломился в поясе, закашлялся, задыхаясь. – Говорите, нашли то самое слово? Не слово, а Слово? Теперь, говорите, можно владеть себе спокойно миром? – Потеряв на мгновение выдержку, он рявкнул уже совсем не по-президентски, сопровождая рык некоторым перекосом лица: – Значит, миллиард долларов за блондинку? Не многовато будет?
– С загорелыми, прошу заметить, ногами, – прохрипел нездорово побагровевший Подберезовский. – Отпустите, Владимир Владимирович, не берите грех на душу. Вам потом стыдно будет...
Опомнившийся президент отпустил галстук незадачливого вдохновителя и спонсора секретных физиологических исследований, достал из кармана носовой платок, брезгливо вытер пальцы, затем, презрительно скривив губы, обронил какую-то фразу по-немецки. Она несколько отличалась от фраз, произнесенных некогда в Прямоугольном кабинете, звучала уже не столь красиво, хотя, возможно, тоже являлась цитатой из «Фауста» Гете.
– Что... вы... сказали... – вымолвил, наконец справившись с удушьем, Подберезовский. Красный лицом, он потирал шею ладонями и болезненно морщился.
– Я сказал, что запросто мог бы нанести вам удар отсроченной смерти, но не стану валить вас даже простой подсечкой, – вскинув подбородок, пояснил Подпутин.
– Но за что! Я же нашел Слово! Да, я истратил ваш миллиард, но я его нашел!
– Это блондинку-то? – уже без гнева, иронически поинтересовался в очередной раз справившийся с эмоциями президент.