Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)

Оутерицкий Алексей

– Пусть сидят, – великодушно бросил он заместителям, отхлебнув свежего, очень удавшегося вкусом кумыса. Он с удовольствием отхлебнул еще раз и повторил: – Пусть себе сидят…

И бойцы самой крутой в городе бригады послушно сидели. Когда прошел первый приступ паники и выяснилось, что налетевшее, подобно саранче, полчище казахов трогать их не собирается, некоторые от вызванного сильным стрессом переутомления даже погрузились в беспокойную дрему. Периодически просыпаясь и продирая от забившейся в салон пыли глаза, они неизменно видели одно и то же – ровные мотоциклетные колонны, которым не было конца. Колонны, осушающие встречающиеся на своем пути бензоколонки, как сказочный великан осушает озера и моря...

За целый

день произошло только одно событие, нарушившее размеренный ритм марша армии Богурджи. Это умелый и зоркий воин Байтуган, опознав сидящих в одной из машин знакомых, рискуя получить от десятника нахлобучку, подъехал к старой «Ауди», притормозил и приветственно помахал четверке рукой в кожаной перчатке с крагами. Крепкие ребята затаили дыхание, а по меньшей мере двое из них еще и попробовали впервые в жизни перекреститься. Не получив ответа, Байтуган пожал плечами и поехал дальше, в то время как в салоне автомобиля произошел интересный диалог. Из-за отсутствия у бригады своего летописца, наподобие монгольского Фридмана, диалог этот никто не удосужился записать, но содержание его еще долгое время передавалось из уст в уста бойцами так удачно выжившей бандитской бригады, около пяти членов которой впоследствии не просто отказались от своего опасного ремесла, но даже подались в монахи.

– Пацаны, дайте кто-нибудь мобильник, – мрачно попросил товарищей парень с покрытым крупными оспинами лицом.

– А с твоим что? – спросил его старший четверки, днем раньше наседавший на Байтугана.

– Да подмок отчего-то.

Мобильника он почему-то так и не дождался. Возможно, приятели сочли его просьбу несущественной, а возможно, с их телефонами тоже случились какие-то неприятности…

Однако, не всем посчастливилось отделаться обычным, пусть и не запланированным, мочеиспусканием. Например, двое снайперов, упомянутые приятелем Зуба, заранее посланные предусмотрительным паханом на крышу для контроля территории проведения будущей стрелки, были скинуты оттуда группой бойцов монгольского армейского спецназа, возглавляемой храбрым десятником Култабаном. Так что здоровяк ошибался, утверждая, что они находятся под надежным прикрытием – пожалуй, с переломанными при падении с высоты позвоночниками не смогли бы контролировать территорию даже исполнительные монгольские воины. Ошибался он также и в своем утверждении относительно численности своей бригады, сравнивая ее с армией.

– Вот она, армия… – прошептал Зуб на утро следующего дня, когда, наконец, мимо медленно проехала последняя, замыкающая рота мотоциклистов и на поле опустилась непривычная теперь, после пережитых суток, тишина…

Глава 45. Монголы. Латыши

Уже третий час нескончаемый поток военной техники армии Угедея рассекал дороги независимого латвийского государства. Авангард колонны мотоциклистов, соблюдая маршевую скорость, уже ехал по улице Бривибас* (Ул. Свободы), а арьергард ее еще втягивался в страну со стороны Пскова. На всем пути воинов встречали бесконечные толпы людей. По давно устоявшейся традиции они стояли по обочинам с цветами в руках и с энтузиазмом приветствовали освободителей, на сей раз монгольских. Стоило какому-нибудь бронетранспортеру притормозить, к нему немедленно бросались люди. Отталкивая друг друга, они любовно гладили монгольскую броню, и делали это столь истово, что пыльная от долгого марша машина немедленно начинала блестеть подобно начищенным новобранцем сапогам. Заметив это, наиболее хитрые водители принялись время от времени специально притормаживать свою технику, чтобы к месту назначения приехать чистыми и тем самым увеличить время будущего отдыха, но их маневры немедленно пресекались сотниками. Сердитыми гортанными криками по рациям подгоняли они своих бойцов и колонна продвигалась дальше. Вскоре передовые части достигли курортного города Юрмала, где в концертном зале «Дзинтари» как раз проводился песенный конкурс «Новая волна».

Обнаруживший это сотник Балтас немедленно доложил по «Уоки-Токи» о своем открытии тысячнику Джагатаю. Джагатай немедленно доложил об этом Угедею и тот, проезжавший в это время мимо бывшего дворца культуры бывшего завода ВЭФ, немедленно приказал водителю остановить машину. Остановилась, съехав с дороги, и вся его свита, состоящая из двух сотен отборных бойцов на японских мотоциклах, и нескольких спецмашин, среди которых была машина, оборудованная как пункт связи. В металлическом фургоне с надписью «Хлеб» стояла койка связиста, койка охранника, стол со стационарной рацией, а связист и охранник в это время глядели в окно, во все свои раскосые глаза разглядывая настоящую, наполовину советской постройки, Европу. В фургоне прозвенел звонок и охранник, схватив «Моссберг», открыл дверь. Внутрь впрыгнул посланец Угедея.

– Готовься к сеансу, – бросил радисту плечистый монгол в турецкой кожаной куртке, а охранник выскочил наружу и грозно навел винтовку на бросившихся было к машине людей.

– Назад, – крикнул он по-монгольски, но народ понял, попятился. Любой сеанс связи был секретным и не предназначался для ушей посторонних, а сейчас и подавно – командарм собирался делать доклад самому Повелителю вселенной. В сторону машины полетели цветы, а несколько европейских девушек послали надувшемуся от важности охраннику воздушные поцелуи.

Через несколько десятков минут в фургон по выставленному наружу трапу упругим шагом взобрался сам Угедей.

– Готов? – деловито спросил он и радист почтительно склонил голову. – Тогда передавай… «Юстас Алексу. Обнаружилось, что в Юрмале проходит песенный конкурс «Новая волна», на который съехались известные российские исполнители. В городе также много российских туристов. Прошу уточнить, является ли Юрмала в данном случае нейтральной зоной и нет ли особых распоряжений в связи с открывшимися обстоятельствами».

Радиограмма, перехваченная российскими спецслужбами, наделала в генштабе немалый переполох. Пока Бастурхан собирался с ответом, российской стороной были на всякий случай включены мощные глушилки, о содержании радиограммы был немедленно оповещен президент, а радист контрразведки, изучивший и в совершенстве научившийся имитировать почерк личного радиста Угедея, был немедленно поднят по тревоге и уже сидел в наушниках перед рацией, готовый в любой момент включиться в радиоигру.

Высшие чины генштаба напряженно ожидали, что ответит Бастурхан. Через некоторое время шифровальщики перехватили радиограмму, переданную, впрочем, открытым текстом, равно как и радиограмма Угедея:

«Алекс Юстасу. Выяснить, присутствуют ли на конкурсе следующие артисты: 1 – Катя Лель; 2 – Евгений Ваганович Петросян; 3 – Николай Басков. По выяснении немедленно доложить и, в случае положительного результата, обеспечить отправку вышеперечисленных персон в ставку Повелителя вселенной силами местных воздушно-транспортных средств. По отношению к нашим латышским союзникам проявлять корректность. Их территорию считать нейтральной, российским подданным обеспечить спокойное проведение песенного праздника».

Пока армейская спецслужба Угедея проверяла, имеются ли среди собравшихся в Юрмале звезд российской эстрады перечисленные Повелителем исполнители, аналитики российского штаба ломали головы, зачем понадобились монголам Катя Лель, Евгений Ваганович вкупе с Николаем Басковым, и чем вообще продиктован такой странный выбор. Первым догадался президент.

– Кажется, используя творчество данных артистов в качестве раздражающего монголов фактора, мы некоторым образом их подставили, – признал он. – Приказываю немедленно изъять из радиоэфира песни «Джага» и «Монгольская шарманка», а с телевидения – миниатюры театра Петросяна про монголов.