Блондинка сдавала в багаж…
Шрифт:
— Если бы меня кто-нибудь обвинил в воровстве, — неожиданно раздался голос Мишани, — я бы потребовал доказательств, а потом вчинил иск за клевету, и этот лох выложил бы кругленькую сумму. Правда, не все такие крутые, как я. Я даже среди своего брата-бизнесмена человек особенный. Умный человек! Все знают — с Мишаней лучше не связываться. Он безо всяких распальцовок сделает тебя, как ребенка.
Я оцепенела. Интересно, это завуалированная угроза в мой адрес? Учитывая три пистолета в сумке (для меня, для Насти и на всякий случай, чтобы чувствовать себя комфортно), лезть на рожон не хотелось. Сама виновата — нельзя было говорить на подобную тему громко. Конспирировалась-конспирировалась, да и прокололась! Как бы половчее ответить, чтобы нас с подругой не тронули?
Не успела — ответила Ира:
— Да кому может прийти в голову обвинять вас в чем-то плохом? — удивилась она. — Вы не только умный, вы еще и порядочный. С вами, наверное, все хотят сотрудничать. Не будь я такая никчемная, я бы очень хотела.
— Да ладно, бабы все в смысле ума никчемные, — утешил Иру собеседник. — А мужики — да, они понимают, с кем имеют дело. Но многие завидуют. Я не обижаюсь. Обидно им чувствовать себя глупее.
Разговор плавно перешел на другую тему, и я облегченно выдохнула. Нет, наверное, комментарий Мишани ничего не значит, просто случайная фраза. Однако на всякий случай я решила его пока не обнюхивать. Поберегусь, а то мало ли!
Вскоре мы приехали в Антверпен. На этот город было отведено всего два часа. Алекс поводил нас по Гроте Маркт — просторной мощеной площади в центре города, продемонстрировал фонтан Брабо, жизнерадостно украшенный отрубленной рукой (слава богу, ее совершенно не видно), пестрящее флагами разных стран здание ратуши, старинный Дом Гильдий и оставил нас у Кафедрального собора, сообщив, что больше в этом городишке смотреть нечего. Не то чтобы я могла с данным утверждением согласиться, однако чувствовала себя удовлетворенной хотя бы тем, что нам таки показали наиболее известные достопримечательности, а не предложили посидеть в кафе и накупить сувениров. Правда, наслаждение экскурсией было неполным, ибо я всю дорогу пыталась обнюхать гида (а кого еще? Сергея бессмысленно, Мишаню опасно, Вовчик куда-то делся, а Алекс — вот он, не сбежит). К сожалению, затея не удалась. Оказывается, вся группа жаждет встать поближе к экскурсоводу, и за эти козырные места идет борьба. А я в искусстве толкания не сильна, привыкнув уступать плацдарм без боя.
Собор Богоматери был огромен, нелеп и прекрасен. Строился он почти два века, так что отдельные его части не вполне сочетались друг с другом, а в интерьере переплелись самые разные стили. Но я не пурист, и мне это нравилось, потому что создавало впечатление не просто здания, а какого-то живого организма. Алекс, разумеется, утаил от нас, что в соборе висят четыре картины Рубенса, однако я хорошо подготовилась дома и сумела их найти.
Время пролетело незаметно, пришлось с неохотой возвращаться обратно в автобус. Далее предстоял длинный переезд, а вечером — Париж. Господи, неужели правда? Слова звучат музыкой: вечером — Париж…
Когда мы въехали на окраину этого города, у меня буйно заколотилось сердце. Хотя вроде бы — окраины себе и окраины, но ведь Парижа! Потом я вдруг стала узнавать никогда не виденный прежде пейзаж. То ли я жила здесь в прошлой жизни, то ли масса прочитанных книг и просмотренных картин всплыли в памяти и дали этот поразительный эффект. А когда мы ползли по какому-то мосту мимо Нотр-Дам, я вдруг обнаружила, что совершенно счастлива.
— Что, опять напилась? — с завистью спросила Настя. — Дай и мне.
Я повернулась к ней. Действительно, я была пьяна, но спиртное тут было ни при чем. Впервые за последние дни мне стало по-настоящему легко. Даже вина перед Яной за корону загадочным образом улетучилась. Нет, я попытаюсь вернуть пропажу, но заранее твердо знаю, что так или иначе все будет хорошо. Либо корона найдется, либо окажется, что она не нужна. Потому что мир прекрасен!
Скажу еще по-другому. В басне про стрекозу и муравья я скорее муравей — предусмотрительный умник, глядящий вдаль. Однако в наши времена предусмотрительность бессмысленна, жизнь нарушит любые планы. В России, по крайней мере, это так. Глядеть же вдаль — верный способ получить инфаркт от нервного стресса. Лучше жить одним днем, меньше будет переживаний. Вот что подсказывает моя муравьиная сущность, и я упорно принялась переделывать себя в стрекозу. Только преуспела, боюсь, не слишком.
Париж решил сложную задачу в единый миг. Я влетела в него легкомысленнейшей из стрекоз. Я простодушно щелкала фотоаппаратом, хоть и понимала, что на ходу, да еще через окно, ничего не выйдет. Тра-та-та! Я была в Париже.
Оживленный Алекс балаболил без передышки. Конечно, привередливый эстет мог бы найти в его экскурсии недостатки. Например, одна из улиц, по его словам, была названа в честь известного балеруна Дягилева (слова «балерун» в литературном языке нет, а самолюбивый Дягилев за причисление его к танцовщикам, наверное, придушил бы на месте). Но все это было неважно. Алекс любил Париж и был опьянен им, почти как я. Он даже не отвез нас в кафе или магазин сувениров. Мы поехали в Ля Дефанс — так называемый современный район (хотя не знаю, можно ли считать современностью пятидесятые годы прошлого века). Так вот, в этом городе я люблю даже новостройки! Где-то под нами копошились электрички и автомобили, а мы бродили между сверкающими небоскребами, похожими на гигантские зеркала.
Знаменитая Большая арка действительно оказалась неимоверно большой. Алекс сообщил, что в нее можно поместить целиком Нотр-Дам, и еще останется место. Это не мешало ей быть легкой и прекрасной. Ее украшали надписи на разных языках, среди них русская: «Идея, развернутый куб, окно в мир, символ надежды на будущие свободные встречи людей».
Я действительно чувствовала себя свободной как никогда. На газонах сидели и даже лежали, я поняла, что тоже хочу, и в упоении бросилась на травку. Из-под ног порхнула странная ушастая кошка, за ней вторая… ой!
— Это кролики, — объяснил Алекс. — Их тут держат в качестве домашних животных, но часть одичала.
Поваляться среди резвящихся зверюшек мне не дали — пришла пора ехать в гостиницу. Располагалась она на Монмартре. Звучит романтично, однако я знала, что на встречу с непризнанным художником или поэтом рассчитывать нечего — нынешний Монмартр считается опасным негритянским кварталом, где приличной публике не место, зато место нищим русским туристам вроде нас. И плевать! Меня вполне устроят великие тени прошлого. Хотя бы глазами души я увижу Модильяни с Пикассо, ходивших по этим улицам век назад.
Автобус остановился у витрины кафе, Алекс вышел, велев нам подождать. Было десять вечера, кафе закрывалось. Пол его был усыпан бумажными тарелками, одноразовыми стаканчиками и яркими упаковками. Чернокожий уборщик, по щиколотку в мусоре, лениво сгребал его лопатой.
— Да, — констатировала Настя, — такого я не видела даже у нас…
— Я тоже, — согласилась я, не в силах оторвать взгляд от удивительного зрелища. — Парижский мусор… Хочется засунуть его в сумку и увезти домой на память, да?