Блондинка в Монпелье
Шрифт:
— Попробуйте, — предложили хором продавщица и Жан-Поль и замерли, ожидая моей реакции.
Я послушно отправила в рот белый ромбик.
И что? Марципан — он и в Африке марципан.
Впрочем… Возьму-ка я ещё штучку.
Девушка-продавщица и мой преданный спутник перестали дышать. Они смотрели на меня так, как смотрит молодая мать на младенца, впервые пробующего прикорм.
Я поняла, что надо соответствовать ожиданиям.
— Это изумительно! — потрясённо выдохнула я. — Божественно!
Девушка и Жан-Поль расслабились и заулыбались. Знаменитый прованский деликатес
— Вот, вы поняли, да? — Жан-Поль тоже сунул в рот один лепесток. — М-м-м, — простонал он, прикрыв глаза. — Обожаю калиссоны!
Продавщица тихо ликовала.
— Я куплю для вас коробочку, — сказал Жан-Поль. — Съедим потом в гостинице.
Подозреваю, сам всё и сожрёт!
По глазам вижу.
Жан-Поль заплатил за маленькую коробочку калиссонов шестнадцать евро. Дорогое, однако, удовольствие!
Я сидела за столиком уличного кафе и меланхолично рассматривала праздную публику. Французский сыщик бродил где-то неподалёку, не теряя надежды напасть на след беглецов. А я уже отчаялась. Поэтому устроилась под навесом в тени, заказала чашку эспрессо и предалась размышлениям.
Мысли плясали в голове, словно солнечные зайчики, перескакивая с одного предмета на другой, высвечивая то одну, то другую проблему.
Я вспомнила инспектора Фалардо. Наверное, он был прав, когда заподозрил, что причиной Наткиного бегства стало моё педагогическое убожество. Я плохая мать. Сейчас, вместо того чтобы метаться по улицам Экс-ан-Прованса, как это делает Жан-Поль, хватая прохожих за руки, подсовывая им фотографию наших ребят, я сижу, спокойно пью кофе и обдумываю, как составить шпаргалку для Татьяны. Завтра приезжают партнёры из Минска. Не хочется, чтобы моя дура-заместительница запорола ещё одну сделку. Необходимо подробно написать, что и как она должна говорить и делать.
Вот. Думаю о бизнесе, а вовсе не о пропавшем ребёнке.
Кто я после этого?
— Извините, мадам, мы с вами не знакомы?
Я вздрогнула от неожиданности, услышав английскую речь с сильным французским акцентом. Почему я не послушалась Жан-Поля и не надела солнцезащитные очки? Вот, меня уже кто-то засёк.
Я обернулась. За соседним столиком потягивал мохито из высокого бокала симпатичный незнакомец лет тридцати пяти. Так же, как и Жан-Поль, он являлся приверженцем шейных платков.
Очередной французский очаровашка на мою голову!
Сколько же их тут!
— Нет, мы с вами абсолютно не знакомы, — пренебрежительно повела я плечом. Но тут же улыбнулась, вспомнив наставления Жан-Поля. Если сидеть с мрачной рожей, окружающие могут подумать, что я замышляю теракт.
— Значит, вы актриса. Потому что я определённо видел ваше лицо на экране.
Такое заявление не могло не взволновать. Наблюдательный товарищ! Сейчас он ещё немного подумает и вспомнит, что моё лицо мелькало вовсе не в популярном телесериале, а в хронике чрезвычайных происшествий.
Надо бежать! Надо срочно сматывать удочки!
Но я не могу немедленно уйти, так как не оплатила кофе.
— Вы почти угадали. Я не то
— Вы снимались в рекламе? Так мы почти коллеги! Я — режиссёр, — радостно подхватил мужчина.
— Люк Бессон, — кивнула я. — Сразу вас узнала, только не решилась взять автограф.
— О, нет! Я вовсе не Люк Бессон, — засмеялся француз. — Позвольте представиться: Флоран Дюбе. И я снимаю не художественные, а документальные фильмы. Я вас разочаровал?
— Ужасно. Хотела попроситься в последнюю часть «Такси». Но, видимо, облом. Меня зовут Элен.
— Очень приятно. Вы англичанка? Нет, скорее американка?
— Да, — не моргнув глазом продолжила я обматывать лапшой уши француза. — Из Бирмингема, штат Алабама.
— А я из Лиона.
— Отдыхаете в Провансе? Или приехали по делам?
— В данный момент колесим со съёмочной группой по стране, снимаем цикл телевизионных передач.
— И какая у вас тема?
— Животрепещущая. Воровство в супермаркетах.
— О! Это интересно.
— Правда? Вы бы захотели посмотреть такой фильм?
— Ещё бы! — успокоила я режиссёра.
— Вы знаете, какой урон ежегодно наносят торговым сетям Франции магазинные воришки?
— Да откуда же мне это знать!
— Четыре миллиарда долларов.
— Не может быть! Какая-то чудовищная сумма.
— Всё так и есть. Мы уже отсняли уйму материала.
— Расскажите о каком-нибудь эпизоде.
Мы с Флораном развернули друг к другу плетёные кресла и теперь мило беседовали. Флоран не сводил с меня глаз — похоже, я наповал сразила его своей неземной красотой. Или он просто не знал, как убить время. Я тоже была не прочь поболтать. Надоело ощущать себя чуркой с глазами, не понимающей ни слова из речи собеседников. Хоть кто-то согласился поговорить со мной на понятном языке.
— Заказать вам ещё кофе?
— Нет, спасибо.
— А мохито хотите?
— М-м-м… Нет.
— А я, пожалуй, ещё выпью.
Флоран знаками показал официанту, что нужно повторить. Потом вновь повернулся ко мне:
— В Бордо трое злоумышленников проникли через вентиляционную решётку в подсобное помещение супермаркета, где стоял погрузчик. С его помощью выломали дверь в торговый зал и за пять минут, пока ехала полиция, загрузили несколько тележек бутылками шампанского, коньяка и виски. Мы смотрели записи камер наблюдения. Видно, как чётко и слаженно работают грабители. В ту ночь они украли алкоголя на десять тысяч евро, а учинённый в магазине погром оценивается ещё в тридцать тысяч.
— Придурки, если честно. Устраивать такую суету из-за жалких десяти тысяч евро!
Флоран умолк, удивлённо подняв брови. Вероятно, указанная сумма не казалась ему ничтожной. Или он удивился, что меня больше волнует не этическая сторона вопроса, а несопоставимость затраченных усилий с сорванным кушем.
«Овечка не стоит выделки», — как сказал мой дорогой Жан-Поль.
— Ладно, оставим грабителей, действовавших под покровом ночи, — продолжил рассказ режиссёр. — А что вытворяют внешне приличные и благополучные граждане средь бела дня!