Блондинка за левым углом
Шрифт:
«Пацан», похоже, вообще утратил всякий интерес к происходящему и полностью ушел в себя.
— Ну, дела, — завертел головой мужик, — котята на дороге, люди в отключке…
И тут остававшийся до сих пор целым и невредимым второй бандит не к месту решил высказаться:
— Ехал бы ты, дядя! Без тебя разберемся.
Это было самое глупое выступление в его беспутной жизни.
— Чего ты там вякнул, фантомас гребаный? — немедленно оживился «новый русский». — Да ты у меня своей шапкой будешь сопли с асфальта вытирать, понял?
Слова у обладателя лимузина с делами не расходились. С Кларитином
— Грязищу тут развели!
Блондинка, облокотившись о серебристое крыло, терпеливо ожидала окончания представления. По всему чувствовалось, что судьба кота волновала ее гораздо больше, чем неясная участь человека в черном. Тут, наконец, Лайма обрела дар речи и закряхтела:
— Ох-ох, помогите мне встать, ради бога.
Блондинка посмотрела на нее с подозрением, но все-таки протянула крепкую ладошку. Тут, закончив тяжелую мужскую работу, к ним подошел ее спутник с котенком в руке. По дороге он задержался возле другой фигуры в черном, о чем-то задумался, а потом ударил кулаком, как кувалдой, по черной голове, отчего начавший было подниматься бандит снова рухнул на асфальт.
— Понимаете, — стала сбивчиво объяснять Лайма, — мы пошли вдвоем с котом в магазин. Ему еды надо было купить. Тут эти, — она махнула рукой в сторону неподвижных черных фигур, — с дубинками. И прямо на меня! Ударили, я упала, а они между собой драться стали. Только я не поняла. Почему.
— Сестренка, а ты, часом, не пила? — уточнил ее неожиданный спаситель.
— Могу поклясться, — горячо заявила Лайма. — И спасибо вам огромное! За то, что остановились и помогли…
— Это ты кота своего благодари, — хмыкнул тот. — Ну, и куда ты теперь?
— Домой. Ой, нет, в магазин, он же голодный. — Она указала на вполне довольного жизнью Кларитина.
— Ладно, садись в машину, довезем вас до магазина. А дом где? Если тут рядом — довезем и до дома.
— А у вас нет такого же котеночка? — поинтересовалась блондинка, не сводя с Кларитина жирно подведенных глаз.
— Ну, чего ты к этому коту привязалась? Да я тебе куплю такого же, даже еще лучше! — вступил в схватку ее милый.
— Такого ты не найдешь! А мне нравится именно с носком на ноге! — разнылась блондинка.
Их нудное препирательство продолжалось всю дорогу.
— Может, тебя до квартиры проводить? — поинтересовался мужик, вошедший в роль спасителя и явно наслаждавшийся ею.
— Нет, спасибо, здесь безопасно, вахтер сидит. А что с этими будет, которые там валяются?
— Да ничего, менты подберут. Или дворники. — Он громко засмеялся, блондинка грустно пискнула: «Привет!», и роскошный лимузин укатил.
Лайма вернулась в квартиру сама не своя. Все было плохо — горело ушибленное дубинкой плечо, раскалывалась голова, тряслись руки, и вдобавок ее бил озноб. Не раздеваясь, она бессильно опустилась на пуфик в коридоре. В первую очередь нужно собрать разбегавшиеся мысли и понять, что же произошло и, главное, почему. Была ли это случайность, или наконец проявились зловещие последствия бурной деятельности их группы? А если последнее, то кто решил нанести по Лайме — в прямом
Лайма посмотрела на часы — жуткое ночное приключение заняло всего сорок минут, а казалось, что прошло полночи. Тяжело вздохнув, она с усилием поднялась с уютного пуфика и взялась за работу. Первым делом пошла в ванную и, стянув куртку и рубашку, осмотрела повреждения. Плечо и верхняя часть предплечья были багрово-синего цвета и здорово опухли, однако вряд ли это перелом. Было больно, но терпимо, так что врача можно не вызывать, а ограничиться холодным компрессом. Тайные агенты не вызывают врачей! Умывшись и приведя себя в относительный порядок, Лайма отправилась на кухню. Кларитин по традиции грыз в коридоре тапок, окончательно разочаровавшись в людях. Продовольственную проблему он решал самостоятельно.
Лайма перенесла кота к наполненной едой миске, над которой он в некотором недоумении замер, не веря своему счастью, но потом с видимым удовольствием занялся ее содержимым, отрываясь лишь затем, чтобы лизнуть воды. Жизнь постепенно налаживалась. В баре нашлась бутылка отличного и жутко дорогого французского коньяка, из которой Лайма несколько раз с наслаждением отхлебнула, отчего по телу волнами заходило тепло, а мучивший ее озноб тотчас прекратился.
Теперь можно было приступать к операции «Вселение». Она взяла в руки пакет и, переходя из комнаты в комнату, оставляла в каждой что-нибудь из его содержимого. Засевание шаталовского жилища собственными пожитками заняло не так много времени. Так что, когда его ключ заерзал в замке входной двери, все было готово, а сама Лайма сидела в кресле — ни дать ни взять заботливая подруга жизни, поджидающая любимого мужчину с работы. Бутылку с коньяком она поставила рядом, прижав ее здоровой рукой к подлокотнику, будто опасаясь, что сосуд со спасительным алкоголем куда-нибудь испарится.
Шаталов открыл дверь и замер на пороге, словно ожидая чуда. Однако ничего не произошло, никто с визгом не бросился ему на шею и не поцеловал в щеку. Все было привычно, знакомо, коридор темен и пуст.
— Лайма! — осторожно позвал он и замер, прислушиваясь.
На зов из кухни вышел Кларитин, обогнул стоящего у него на дороге Геннадия и, ухватив зубами любимый тапок, поволок его в угол.
— Лайма! — уже громко крикнул Шаталов и, услышав в ответ слабое: «Я здесь!», решительно прошел в гостиную.
Лайма рассчитывала встретить любимого у дверей, обвить его шею руками и нежно поцеловать. Однако ни того, ни другого, ни третьего она сделать не могла физически: избитое, а затем расслабленное алкоголем тело игнорировало приказ «Подъем!», левая рука не поднималась из-за травмы, правая — от усталости, а губы потрескались и саднили. Единственное встречное движение, доступное сейчас Лайме, было-таки совершено — она по-гусиному вывернула шею и посмотрела на Шаталова одним широко раскрытым глазом и одним прищуренным. Взгляд, по ее замыслу, должен был быть полон любви и раскаяния.