Блондинки моего мужа

Потанина Ирина Сергеевна

Я закрыла глаза, приготовившись уже быть смятой в лепешку. Больше всего огорчало, что выглядеть после такой катастрофы и я, и Форд будем отвратительно. Никогда не хотела такой смерти. Превратиться в гадкую лужу, изувечив при этом свою любимую машину… Что может быть ужасней?

Судя по звуку, что-то поменялось. Я распахнула веки.

Форд уже остановился и теперь резко дал задний ход. Я побежала за ним, размахивая руками и крича что-то невразумительное: “Сюда! Ко мне! Скорее!” Строго соблюдая скорость моего перемещения, машина осторожно удалялась. Я обиженно остановилась, уперев руки в боки.

“Нашел время для игр!” – крикнула я Георгию.

– Ты что, после

укуса осы заболела и не отличаешь своих от чужих? – поинтересовался Георгий в телефон, – Прекрати за мной гнаться с таким видом, будто собираешься побить стекла. Если успокоилась, то садись в машину. И скажи этому Лихогону, чтоб убирался восвояси. Больше он пособничать в проворачивании грязных делишек не сможет.

– Это не он! – закричала я так, будто говорила не с телефоном, а с настощяим Георгием, сидящим в машине, – Это мы пособничаем преступникам! Мария – не Мария вовсе. Точнее Мария, да не та. Она – студентка-заочница Академии Культуры, работавшая раньше у покойного Пёсова. Ничего общего с настоящим наследником она не имеет. ЛжеКузен – её сообщник и одногруппник. А настоящий ЛжеКузен, точнее не Кузен никакой, а просто Пёсов Леонид Маркович, племянник Пёсова Роберта Альбертовича – это тот, которого ты принял за алиби.

– Это я и без тебя знаю, – ошарашил Георгий, – А Лихогон – работает на них. Не удивлюсь даже, если план подстроен им самим. Только вот в чем суть этого плана? Зачем им все это? Проверить есть только один шанс – делать вид, что мы им верим. Заказчица просила выкрасть завещание из офиса Лихогона? Вот, пожалуйста, выкрал. Теперь посмотрю, что она будет делать дальше. Из этого сразу станет ясно, к чему они затеяли всю историю. Понимаешь? Иначе здесь не разобраться. Для нас подстроили замечательный спектакль. Давай же досмотрим его до конца. Успокойся сейчас, и не мешай мне работать. Вернешься к этим твоим товарищам, скажешь, мол, я отказался вести переговоры и уехал, – теперь Георгий уже успокоился и попросту строго давал указания, – Уведешь их куда подальше. Я проберусь на дачу и вручу Маше этот конверт. Посмотрим, что она будет с ним делать.

– Да послушай же! – я уже давно пыталась выбрать паузу, чтобы ворваться в его разговор, – Я знаю, что она будет с ним делать. Лихогон – не работает на ЛжеКузена. Лихогон работает на Леонида Пёсова.

– А я тебе про что? – не унимался Жорик, – Ужас! Ты никого кроме себя не слышишь. Лихогон работает на Леонида, а Пёсов и наша Маша – это одна шайка. Чтобы понять, чего они хотят, я собираюсь сделать вид, что ни о чем не подозреваю. Отдам Маше завещание и разгадаю, наконец, к чему ей было устраивать весь этот нелепый спектакль. Не ради съемок режиссерского этюда же, ей богу! Может, чтобы убрать наше агентство с дороги Лихогона? Возьмут сейчас и обвинят меня в воровстве. Ну, так на этот случай у меня запись Марииных просьб выкрасть её завещание. И потом, Лихогон, конечно, человек нехороший, но до таких низких методов конкурентной борьбы он вряд ли опустится…

– Жорочка, послушай же меня! – взмолилась я, – Мария заберет у тебя завещание и помчится к ближайшему нотариусу, чтобы это завещание пустить в ход.

– То есть? В какой ход? Что ты опять напридумывала? Пожалуйста, успокойся…

– Р-р-р-р-р!!! – закричала я на всю округу, и, кажется, добилась своего: Георгий замолчал, – Знаешь что? Прочти его! Мне ты все равно не веришь. Возьми и прочти его!

– Кого?

Я сосчитала мысленно до десяти и ангельским голоском пропела:

– У тебя есть выкраденный из сейфа Лихогона конверт. В конверте – оригинал.

– Большой?

– Кто?

– Оригинал? Ну, знаешь, обычно говорят: “Большой

оригинал этот ваш товарищ”. Вот я и спрашиваю, в конверте большой оригинал, или так себе, заурядный тип, ни рыба, ни мясо, – Жорик говорил так, будто уже принял решение ни в чем мне не противоречить. Решил, мол, с сумасшедшими лучше не спорить. Соглашался, спокойно ожидая момента, чтобы без нанесения еще больших травм моей психике, оборвать связь и вызвать по телефону врачей.

Я вдруг поняла, что странно было бы удивляться подобному отношению. Достаточно вспомнить, как я вела себя в момент последней нашей встречи. Точнее вела себя не я, а Улавливающий Тупик. Но Георгию этого, кажется, не объяснишь. Кроме того, я представила, как выгляжу в его глазах сейчас. Сначала с дикими криками бросалась под колеса машины, потом гналась за Фордом, размахивая кулаками, теперь ору на весь город, вместо того, чтобы спокойно объясниться с телефонной трубкой, обладающей нормальными динамиками для улавливания звуков и не нуждающейся в повышенных тонах.

Нужно было немедленно разубедить мужа.

– Жорочка, послушай, – начала я, – Я абсолютно здорова. Улавливающий Тупик уже прошел. Теперь все ясно. Ну, хочешь, я скажу тебе что-нибудь такое… Задай вопрос на проверку моей психики…

– Как звали президента США, правящего во время их гражданской войны?– вдруг поинтересовался Георгий, – Авраам…

– Тоже мне проверочки, – фыркнула я, – Конечно, Форд! Это вопрос на эрудицию, а не на уравновешенность психики…

– Кто?! – Георгий на том конце разговора, кажется, окончательно впал в панику, – Слушай, ты головой сегодня не билась? На обычные последствия укуса осы это не похоже…

– Билась, – любезно ответила я, – Падала с потолка Лихогону на костлявые колени. Но не в этом дело, – тут я осознала свою ошибку, – Ой, ну подумаешь, оговорилась. Линкольн ведь тоже машина. Вот я и перепутала. Понимаешь? Слушай, ты меня так никогда не поймешь. Вскрой, пожалуйста конверт, и прочти, наконец, это завещания. Сразу же все станет понятно. Ты везешь преступнице в руки орудие преступления! А Лихогон работал раньше на покойника, а теперь на живого Пёсова. На настоящего племянника. Я договор видела. Собственными глазами. Теперь, веришь?

Спустя какое-то время, Форд неуверенно заурчал, и, окончательно убедившись в правоте хозяйки, покладисто подъехал к моим ногам.

– Ну что, чертяка, опять накрутил делов?! – ухмыляясь, приветствовал Георгий Петра Степановича, когда оба вылезли из машин. В сравнении с неуклюжим великаном – Лихогоном, Жорик смотрелся на удивление ладно скроенным, но каким-то не слишком значительным существом.

– Прошу уточнить, давненько ли вы стали обращаться сами к себе вслух? – вежливо поинтересовался Петр Степанович у бывшего одноклассника, – Ведь это вы заварили эту кашу… Впрочем, я уже давно привык, что любая каша, заваренная не по моей инициативе, оказывается делом ваших рук. Кажется, это судьба.

Георгий немного подумал, счел услышанную фразу безобидной и даже лестной, после чего вопросительно глянул на меня (не заметила ли я какой скрытой издевки? нет?) и, широко улыбнувшись, протянул бывшему однокласснику руку. Мы с Лизой сентиментально аплодировали этому рукопожатию и обменивались многозначительными взглядами. Кажется, прав был Лихогон, теперь нам с Лизой придется дружить семьями.

– Кажется, все хорошо кончается, – улыбнулась Лиза.

– Увы, все только начинается, – мрачно прокомментировала я, возвращая присутствующих к реальности, – Что будем делать, господа? Станем изображать карающий меч правосудия или попросту предотвратим несправедливость?