Блондинки начинают и выигрывают
Шрифт:
— Спасибо, Наташа, — произносится будничным, даже невыразительным тоном. — Вы свободны.
Она не в силах уйти, обуреваемая желанием вцепиться в ненавистную физиономию напротив (которая еще недавно проходила по разряду «самых любимых на свете!»).
— Это все, — произношу мимоходом. И еще через секунду добавляю: — Наташа.
— Да? — с омерзительной холодностью осведомляется она.
Наживка сработала. Имеет место быть попытка ревности к Наташе, той самой хорошенькой мышке с кукольным лицом из бухгалтерии.
— Может быть, еще что-нибудь нужно, Александр Юрьевич? Чашечку кофе? Или шнурки погладить?
Озабоченный взгляд с трудом отрывается от бумаг, а в голосе звучит бархатный упрек:
— Не понимаю, Наташа, почему вы уже второй раз подряд называете меня чужим именем? Кажется, за время нашей совместной работы у меня вы могли бы запомнить, что меня зовут Иннокентий Иванович.
— ??? — Ее молчание оглушительней громового раската.
— Может быть, вам стоит записать в ежедневнике мое имя? Запишите на память: Иннокентий Иванович Стрельцов. Спасибо.
Она недоумевает. Растеряна. Обескуражена. Не знает, то ли я сознательно издеваюсь над ней, то ли… валяю ваньку, так сказать.
Она решается сменить тактику. С кошачьей грацией приближается ко мне, присаживается боком на ручку кресла. Быстрые отполированные ноготки пробираются к вороту рубашки, означая начало игры, так хорошо знакомой и мне и ей, такой популярной во всем мире…
— Саша… Ты что, а?
Мой недоуменный, даже испуганный взгляд, инстинктивное желание отпрянуть от ставшей слишком опасной близости потрясают ее.
— Наталья, что с вами? Вы в своем уме?!
Она вскакивает как ужаленная и гневно топает острым каблучком, будто собираясь им продырявить мне голову.
— Ты что, издеваешься надо мной? — Она бы закричала во все горло, если бы была уверена, что ее крик останется услышанным только мной.
— Наталья, опомнитесь! — Укоризненный взгляд, убеждающий голос, сочувствие. — Вы себя плохо чувствуете? Может быть, вам лучше отправиться домой? Вы, наверное, так много работали в последнее время… Аудиторская проверка вас доконала…
— Ты что? — На полуслове споткнувшись о мой участливый взгляд, точно о камень, она немеет. На секунду перестает владеть ситуацией. На секунду у нее даже мелькает шальная мысль, не спятила ли она, считая, что ее зовут Алиной, а не Натальей, но предательская мыслишка сразу же отступает, и ей на смену приходит куда более рациональное заключение: нет, это ее собеседник спятил.
Девушка опять подкрадывается ко мне и пытается игривым движением взъерошить волосы на затылке, — как всегда, в самые интимные минуты. Я вскакиваю с потрясенным видом и, отбежав к стене, начинаю лихорадочно приглаживать расстроенную прическу.
— Слушай, —
— А что было? — испуганно шепчу, пятясь от нее, как рак.
— Как что! А в доме отдыха — разве не помнишь? И потом, на теплоходе… И потом, в кабинете… Ты же клялся, обещал…
— Вы ошибаетесь, Наталья. Вы себя плохо чувствуете. Думаю, вам лучше пойти домой. Я вас отпускаю. До конца недели можете отдыхать.
Ее губы прыгают. Она не знает, что лучше: то ли зарыдать, то ли раскричаться, то ли молча уйти.
Как умная женщина, она выбирает последнее.
Приложив ухо к двери, я слышу ее приглушенный хлипкой перегородкой голос. Она советуется по телефону с подругой:
— Слушай, с ним что-то не то… Называет меня Натальей. Нет, ты представляешь? На полном серьезе! Обращается ко мне на «вы». И это после того, что между нами было!
Трубка в ответ возмущенно журчит.
— А себя называет Иннокентием Ивановичем, фамилию не помню. Кажется, он того…
Трубка сомневается. Она настроена скептически и убеждает свою собеседницу, что ее просто дурят.
— Нет, ты бы видела его взгляд! Он даже покраснел, когда я к нему подошла. Нет, ты представляешь?!
Ай да я, ай да сукин сын! Так мастерски изобразить смущение!
— Слушай, я читала про такое в одном романе… Там герой закрутил с одной, а потом забыл, что у нее от него ребенок. А потом ребенок вырос, рассказал все своему отцу, и тот, рыдая, прозрел на старости лет. Так бывает. Эта болезнь — амнезия. И этот тоже такой! Ну абсолютно не помнит, как мы с ним… Но ведь я не могу ждать двадцать лет!
Трубка не верит и настаивает на злостной симуляции.
— Нет, правда… Он такой странный, я никогда его таким не видела. Мне ли его не знать! И потом, разве я не говорила тебе, он посещает психиатра? Ну, психоаналитика, какая разница… Значит, у него с мозгами точно не все в порядке. О господи, только психа мне не хватало! А что, если он совсем озвереет и кинется на меня с ножом?
Трубка объясняет своей абонентке необходимую тактику по выведению меня на чистую воду и обрывает разговор.
Дальше все идет как по маслу. Алина делает вид, что принимает игру. Она зовет меня Иннокентием Ивановичем, отзывается на Наталью и всячески демонстрирует разверзшуюся между нами пропасть — оскорбительную для нее и спасительную для меня.
Так проходит день. Вечером она задерживается, хотя срочной работы нет, в надежде, что я предложу ее подвезти домой, а там…
Но я не предлагаю.
— До свидания, Наталья, — церемонно раскланиваюсь в дверях и добавляю несколько смущенно: — Надеюсь, завтра вы будете чувствовать себя гораздо лучше.