Блондинки от "Бергдорф"
Шрифт:
— Мама, ты американка, — напомнила я.
— Я чистокровная англичанка, заключенная в тело американки, как транссексуал. По крайней мере так утверждает мой гуру. Кстати, я слышала, что семья вернулась, как раз в самое время, верно?
— Какая еще семья, мамочка?
— Суайры, дорогая. Ты, наверное, захочешь повидаться с Маленьким Графом, пока будешь здесь. Все говорят, что он charmant [71] и красивее принца Уильяма и принца Гарри, вместе взятых.
71
очарователен (фр.).
Иногда я подумываю, не стоит ли раз и навсегда
— Мама, если быть точными, мы не слишком большие друзья Суайров, помнишь?
— Дорогая, я не хочу, чтобы ты снова упустила свой шанс.
— Мама, в жизни есть о чем побеспокоиться, кроме мужчин, — взорвалась я. (Должна признаться, что большинство нью-йоркских девушек думают об этом примерно двадцать четыре часа в сутки, но мы не желаем в этом признаваться. Куда пристойнее твердить, что думаешь только о карьере. Хотя, по-моему, чем сильнее увлечена девушка карьерой, тем больше размышляет о мужчинах.)
72
Речь идет о представительнице прославленной актерской династии Бэрримор, Джорджине Дрю Бэрримор.
— Я велела установить тент в саду, как когда-то Джеки Кеннеди — на газоне Белого дома. Лорд и леди Финулла приняли приглашение, так что я на седьмом небе. Правда, синоптики обещают дожди, но они вечно врут.
Мамочка — величайшая на свете оптимистка. Каждый год на отцовский день рождения непременно идет дождь. В Англии поливает всегда, в дни рождения всего населения, даже королевы.
— О'кей, мамочка. Увидимся в субботу. Я возьму в Хитроу машину напрокат и сразу поеду домой, так что во второй половине дня буду у вас.
— Превосходно! И пожалуйста, сделай макияж. Не забудь наложить тот крем-основу, который я купила тебе у «Ланком». Помнишь, тот, что любит Изабелла Росселини. Иначе папочка расстроится.
— Постараюсь, — солгала я. Мамочка так и не поняла, что, кроме нее, все еще пользуется кремом-основой только Джоан Коллинз.
Наутро, складывая вещи, я осознала, что должна собраться с духом, какие бы неприятности ни приключились со мной. Нельзя показаться на празднике с несчастным, расстроенным лицом, это уж слишком эгоистично. В стиле Наоми Кэмпбелл, но ей все сходит с рук, потому что она носит второй размер. В ту ночь в «Мерсере» я вела себя опрометчиво, подстегиваемая отчаянием, комплексами неполноценности, неуверенностью в себе и полным отсутствием оргазмов в последнее время. Теперь за все приходится платить. Каким-то образом я умудрилась встречаться с грубым животным, прирожденным лжецом и профессиональным сердцеедом, имеющим жену с замашками Глен Клоуз [73] . И в довершение ко всему переспала с экс-бойфрендом лучшей подруги, который после этого, фигурально выражаясь, растворился в воздухе. Теперь я обречена на одинокую жизнь, во всяком случае, ближайшие две недели. Остается надеяться, что мы с Джулией скоро помиримся: рано или поздно она наверняка захочет снова позаимствовать у меня брючный костюм от Версаче.
73
Глен Клоуз — американская актриса, лауреат премии «Оскар».
По пути в аэропорт Кеннеди я решила радоваться тому, что имею, и не оплакивать то, чего у меня нет и не было. Скажем для примера: многие девушки пошли бы на все, чтобы иметь столько Марка Джейкобса, как у меня.
Нет ничего противнее, чем застрять в очереди на проверку багажа в аэропорту Кеннеди в десять часов вечера, стоя за мужчиной, путешествующим сразу с четырьмя лэптопами. Каждый из них пришлось раскрыть, поместить в отдельный пластиковый поднос, просканировать, рассмотреть и снова закрыть. Такое кого угодно выведет из себя. В такие моменты искренне жалеешь, что сумела измениться. Если вдруг решили самосовершенствоваться, оставьте хотя бы несколько дурных привычек, с чисто практическими целями, разумеется. Отказываться от полетов на частных транспортных средствах — крайне глупо. Послушайтесь меня и никогда-никогда не следуйте моему примеру.
Я прибыла в Хитроу в одиннадцать утра и, прежде чем подойти к стойке проката машин, нырнула в туалет, чтобы переодеться. Не хочу показываться дома с видом отверженной. Хватит и того, что ощущаю себя таковой в душе.
Не представляете, до чего уход за собой способен поднять настроение девушке, еще не успевшей оправиться от последствий одноразовой встречи! Например, взгляните на Элизабет Харли, чьи брови после каждого разрыва становятся все сногсшибательнее. Она всегда смотрится изумительно, когда появляется в английской глуши, на совершенно бессмысленных мероприятиях типа очередной игры в поло или крикетных матчей с Хью Грантом в главной роли.
Вдохновленная ее примером, я заперлась в кабинке, надела сверхтонкую кашемировую оранжевую майку (Донна Каран, Нью-Йорк) и узенькие кремовые брючки (Джойе). Вооруженная коричневым кожаным поясом, простыми золотыми серьгами-подвесками, светло-бирюзовыми босоножками от Джимми Чу с изящными золотыми «кошачьими каблучками» и мягкой парусиновой сумкой с рисунком «зебра» на длинном ремне, я сочла, что приобрела истинно гламурный вид в стиле Лиз Тейлор. Никто не узнает, что я три дня как одержимая обдумывала каждую деталь.
Для английской глуши одежда была не совсем практичной, но я и не собиралась разгуливать по английской глуши. Опасность, грозившая только моим туфлям, была незначительной, поскольку от машины до дома всего несколько шагов. Мамочка велела заасфальтировать подъездную дорожку к Олд-Ректори еще много лет назад, сообразив, что хотя гравийные дорожки — это tres по-английски и считаются куда выше классом, чем асфальт, — все же беспощадно гробят ее любимые коричнево-кремовые лодочки от Шанель.
Ничто в мире, даже бесконечно огромный бассейн в отеле «Дю Кап», не может сравниться с Англией в теплый летний день. Разве только пляж Макарони на крошечном островке Мастик, но это уже совсем иная материя.
Два часа спустя я съехала с шоссе и повернула крошечный прокатный «рено клио» к нашей деревне Стиббли, куда можно добраться только узкими извилистыми тропинками, густо заросшими борщевиком и кустами ежевики, которые задевали за зеркала заднего вида. Британцы не слишком большие сторонники маникюра, независимо от того, идет ли речь о ногтях или живой изгороди. Я проезжала мимо разрушавшихся оград, заброшенных ферм, оказывалась в маленьких деревушках с домиками под черепичными крышами, окаймленными цветочными бордюрами, причем каждый впечатлял больше, чем предыдущий. Цветочные бордюры — один из предметов одержимости англичан. Честно-честно, они посвящают этому целые разделы воскресных газет. Общую живописность ландшафта нарушали лишь таблички с надписью «Общественный туалет» и стрелкой, указывавшей на грязноватую будку.
К двум часам дня я уже была милях в пятнадцати от дома. Дорожная табличка гласила: « ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОКРУГ СТИББЛИ-НА-УОЛДЕ». Местность выглядела на удивление мило, а вид портило только знакомое мрачное, обшарпанное здание, бывшее когда-то больницей. Теперь же, судя по табличке, тут помещалось « УБЕЖИЩЕ СВЯТОЙ АГНЕССЫ ДЛЯ ЖЕНЩИН», где находили приют несчастные, подвергавшиеся издевательствам жены и одинокие матери. Еще ребенком я часто видела обитательниц убежища, бесцельно слонявшихся по деревне. Чаще всего они становились легкой мишенью для несправедливых нападок жителей, обвинявших их во всех несчастьях, случавшихся в округе. Даже если с церковного шпиля падал флюгер, считалось, что тут не обошлось без «этих».